Дзига Вертов

Дзига Вертов
Имя при рождении:	Давид Абелевич Кауфман
Дата рождения:	21 декабря 1895 (2 января 1896)(1896-01-02)
Место рождения:	Белосток, Гродненская губерния, Российская империя
Дата смерти:	12 февраля 1954(1954-02-12) (58 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Профессия:	кинорежиссёр сценарист теоретик кино режиссёр
Направление:	социалистический реализм
Награды:

Дзи́га Ве́ртов (при рождении Давид А́белевич Ка́уфман, впоследствии известен также как Денис Абрамович и Денис Аркадьевич Кауфман; 21 декабря 1895 (2 января 1896 — 12 февраля 1954) — советский кинорежиссёр, один из основателей и теоретиков документального кино. Обогатил кинематограф множеством операторских приёмов и техник, включая методику «скрытая камера». Его фильм «Человек с киноаппаратом» (1929) часто называют величайшим из всех документальных фильмов в истории.

Его братья — кинооператоры Борис Кауфман и Михаил Кауфман. Жена — Елизавета Свилова.

Биография

Давид Абелевич Кауфман родился 21 декабря 1895 (2 января 1896) года в Белостоке (Гродненская губерния, Российская империя; ныне Польша) в семье букиниста Абеля Кушелиовича Кауфмана, владевшего книжным складом и двумя книжными магазинами, и Фейги Гальперн. Учился в музыкальной школе, в Петроградском психоневрологическом институте, в Московском университете. В 1915 году начал использовать псевдоним Дзига Вертов (от укр. дзиґа — волчок). В 1917 году работал в отделе кинохроники Московского кинокомитета. В 1918—1919 годах — составитель-монтажёр журнала «Кинонеделя». С 1920 года — режиссёр-документалист, инициатор выпуска киножурнала «Кино-Правда» (1922—1924 годы). Работал на студиях «Культкино», 3-й Госкинофабрике, Киевской кинофабрике ВУФКУ (1927—1930 гг.), «Межрабпомфильм», ЦСДФ. Автор сценариев нескольких своих документальных фильмов, игрового фильма «Тебе, фронт!» (1942), мультипликационного фильма «Юморески». Автор нескольких статей по теории кино. Фильм «Кино-глаз» в 1924 году получил медаль и диплом Всемирной выставки в Париже. С переездом Вертова на Украину распалась группа «Киноки», руководителем которой он был.

Вертов является режиссёром одного из первых звуковых документальных фильмов «Симфония Донбасса» («Энтузиазм») (1930 г.]]). Снимает «Три песни о Ленине» (1934), фильм в жанре образной кинопублицистики, который газета «Правда» назвала «Песней всей страны». Фильм «Колыбельная» (1937) посвящён двадцатилетнему пути страны, пройденному после революции. Во время Великой Отечественной войны снял фильмы «Кровь за кровь, смерть за смерть» (1941), «Клятва молодых» и «В горах Ала-Тау» (оба 1944), посвящённые борьбе советского народа с нацизмом и работе в тылу. Все дальнейшие кинопроекты Вертова отклонялись начальством.

C 1944 года и до самой смерти он работал режиссёром-монтажёром над киножурналом «Новости дня» (всего выпустил 55 номеров).

Дзига Вертов умер 12 февраля 1954 года. Первоначально был похоронен на Миусском кладбище рядом с матерью, в 1967 году перезахоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 6).

В литературе

Дзига Вертов выступает под именем «Крайних-Взглядова, великого борца за идею кинофакта» и автора кинокартины «Беспристрастный объектив» в первоначальной редакции романа Ильфа и Петрова «Золотой телёнок». Герой Ильфа и Петрова снимает урну крупным планом, так, что она «приобретает вид жерла сорокадвухсантиметрового орудия», а также «считает своей специальностью снимки под колёсами поезда».

В кинематографе

• 2013 — Красные горы — Подгородинский Глеб

Фильмография

1. 1919 — Кинонеделя
2. 1919 — Годовщина революции
3. 1920 — Битва в Царицыне
4. 1922 — История гражданской войны
5. 1922 — Процесс эсеров
6. 1924 — Советские игрушки
7. 1924 — Кино-глаз
8. 1925 — Киноправда
9. 1926 — Шестая часть мира
10. 1926 — Шагай, Совет!
11. 1928 — Одиннадцатый
12. 1929 — Человек с киноаппаратом
13. 1930 — Энтузиазм: Симфония Донбасса
14. 1934 — Три песни о Ленине
15. 1937 — Памяти Серго Орджоникидзе
16. 1937 — Колыбельная
17. 1938 — Три героини
18. 1942 — Тебе, фронт!
19. 1944 — В горах Ала-Тау
20. 1954 — Новости дня

Документальные фильмы, посвящённые Дзиге Вертову

• 1966 — Мир без игры
• 2002 — в России вышли два документальных фильма о братьях Кауфман: «Дзига и его братья» Евгения Цымбала и «Все Вертовы» Владимира Непевного (оператором обоих был Александр Буров).

Литература

• Hicks, J.. Dziga Vertov: defining documentary film. — London ; New York: I.B.Tauris, Palgrave Macmillan, 2007. — 194 p.
• Статьи и заметки Джона Маккея о разных аспектах жизни и творчества Вертова. [yale.academia.edu/JohnMacKay]
• Маккей, Джон. DZIGA VERTOV: LIFE AND WORK. Черновики доступны [yale.academia.edu/JohnMacKay]
• Дзига Вертов : Киновещь [предисл. А. Щербенка] // Формальный метод: Антология русского модернизма. Том 2: Материалы / сост. С. Ушакин. — Москва ; Екатеринбург : Кабинетный ученый, 2016. С. 11-180

Ссылки

• Дзига Вертов (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.kinomag.ru/author-auz1803.html Биография, фильмография режиссёра Дзига Вертов]
• [www.archive.org/details/ChelovekskinoapparatomManWithAMovieCamera Фильм «Человек с киноаппаратом» в Internet Archive]
• [seance.ru/category/names/vertov-dziga/ Статьи о Дзиге Вертове на сайте журнала «Сеанс»]
• [www.youtube.com/watch?v=PRLewvfJxOs/ Фрагменты фильмов «Кино-Глаз» и «Кино-Правда»]
• [www.vertov.ru/Dziga_Vertov Дзига Вертов]
• [newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=6711 Братья Кауфманы]
• Статьи и заметки Джона Маккея о разных аспектах жизни и творчества Вертова. [yale.academia.edu/JohnMacKay]

Отрывок, характеризующий Дзига Вертов

Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?