Вингис

Ви́нгис (Закрет, польск. Zakret, лит. Vingio parkas) — крупнейший парк в г. Вильнюс (Литва). Располагается в центре города, в западной его части, в изгибе реки Вилии; занимает площадь в 160 га. Излюбленное место пеших и велосипедных прогулок жителей Вильнюса и концертов под открытым небом, массовых общественно-политических мероприятий. В парк ведут два входа — с улицы М. К. Чюрлёнё и, через пешеходный мост, — с улицы Бирутес.

История

В XV—XVI веках сосновый бор, с трёх сторон окружённый обрывистыми берегами реки, принадлежал Радзивиллам, затем иезуитам, позднее виленскому епископу Игнатию Масальскому. После его смерти в 1794 году имение унаследовали Потоцкие, которые продали его графу Зубову, а у него имение купил виленский генерал-губернатор Л. Л. Беннигсен.

Иезуиты в Закрете построили трёхэтажный дворец с мансардами по проекту архитектора И. К. Глаубица, который потом перестраивался другими владельцами. В летнем дворце Беннигсена в 1812 году гостил император Александр I со своим штабом. Ему понравилась живописная местность и он приобрёл у Беннигсена всю территорию Закрета.

Все военные чиновники, бывшие тогда при государе, как то: генерал- и флигель-адъютанты и прочие, вознамерились дать праздник его величеству. Для сего назначен был замок недалеко от Вильно, называвшийся Закрет, в котором во время Польши жили монахи, а после оный пожалован был графу Бенигсену. Собрали деньги, и учредителем сего праздника избран был граф Армфельд.

Для торжественного ужина в честь Александра I в Закрете архитектору Михалу Шульцу было поручено возвести павильон. Незадолго до бала павильон обрушился. Потрясённый Шульц бросился в Вилию и утонул:

Шульц поторопился исполнить поручение и, хотя времени оставалось очень немного, успел воздвигнуть столовую, отличавшуюся изяществом отделки, так что император и все гости любовались постройкою. Но за два часа до ужина крыша этой залы рухнула. Испуганный Шульц, боясь, чтобы его не сочли злоумышленником, бросился в Вилию. Тело его вытащили через несколько дней в 20 верстах от города.

Французы в закретском дворце устроили госпиталь. Он сгорел вместе с ранеными. После войны 1812 года дворец не ремонтировался и в 1855 году его остатки были разобраны. На территории Закрета было устроен артиллерийский полигон. На живописном берегу Вилии в 1857 году по инициативе генерал-губернатора В. И. Назимова был устроен кургауз с деревянным павильоном, хозяйственными постройками, разбит большой парк с липовой аллеей.

В 1920 году в Закрете на берегу реки начал формироваться ботанический сад Университета Стефана Батория. Ботанический сад пострадал во время наводнения, затем во время Второй мировой войны. После войны часть восстановленного ботанического сада Вильнюсского государственного университета была перенесена в новый университетский ботанический сад в Кайренай (1975).

В 1930 году на территории Закрета были построены склады польской армии и проложена узкоколейка. В 1965 году парк был реконструирован и приспособлен для отдыха горожан и массовых мероприятий. В центре парка была построена большая концертная эстрада и оборудована площадка для зрителей площадью 2 га. Здесь проходили и продолжают проходить республиканские праздники песни. В 1988 году на площади возле эстрады проходили массовые митинги Саюдиса. В 1993 году папа римский Иоанн Павел II служил здесь мессу. В восточной части парка, неподалёку от входа со стороны улицы М. К. Чюрлёнё, на иезуитском кладбище хоронились жертвы эпидемии чумы 1710 года. Здесь стоит построенная в 1796 году (по другим сведениям в 1799—1800 годах) Репнинская часовня, в которой покоится прах жены литовского генерал-губернатора Н. В. Репнина. Во время Первой мировой войны на бывшем иезуитском кладбище хоронились солдаты германской и австрийской армий. После Второй мировой войны часть кладбища была уничтожена и на его месте были устроены аттракционы. В настоящее время могилы германских и австрийских воинов восстановлены.

Литература

• Tomas Venclova. Wilno. Przewodnik. — Wydanie czwarte. — Vilnius: R. Paknio leidykla, 2006. — С. 192. — 216 с. — ISBN 9986-830-47-8. (польск.)

Ссылки

• [www.vilnius-tourism.lt/topic.php?tid=64&sid=99&aid=581&more=y Vingio Park] (англ.)

Отрывок, характеризующий Вингис

– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.