Вон, Роберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Вон
Robert Vaughn

Студийная фотография 1960-х годов
Дата рождения:

22 ноября 1932(1932-11-22) (91 год)

Место рождения:

Нью-Йорк, США

Профессия:

актёр

Карьера:

1955 — наст. время

Роберт Вон (англ. Robert Vaughn, род. 22 ноября 1932) — американский актёр с богатым репертуаром ролей в театре, кино и на телевидении.





Биография

Юность

Роберт Фрэнсис Вон родился в Нью-Йорке 22 ноября 1932 года в семье театральной актрисы Марселлы Франсис и радиоведущего Джеральда Уолтера Вона.[1] Своё детство он провёл в Миннеаполисе у дедушки с бабушкой, которые воспитывали внука в ирландских католических традициях.[1][2]

После окончания средней школы Вон поступил в Университет Миннесоты на факультет журналистики, но спустя год бросил обучение и вместе с матерью переехал в Лос-Анджелес.[1] Там он продолжил обучение, но уже в направлении исполнительных искусств, получив при этом степень магистра в области театрального искусства.[1] В 1970 году, уже после начала актёрской карьеры, Роберт Вон получил высшее образование и степень доктора философии в Университете Южной Калифорнии, где защитил диссертацию по теме «Изучение чёрных списков шоу-бизнеса».

Кинокарьера

Его актёрский дебют состоялся в ноябре 1955 года на телевидении в одном из эпизодом сериала «Медик», где Вон исполнил первую из более чем двухсот эпизодических ролей на телевидении за последующие пятьдесят лет. На большом экране впервые он тоже появился в эпизоде, сыграв в 1956 году идолопоклонника золотого телёнка в блокбастере Луиса Б. Майера «Десять заповедей» (1956). Год спустя Вон исполнил роль Боба Форда, убийцы Джесси Джеймса в вестерне «Адский перекрёсток». Его следующей ролью должен был стать Стив Даллса в нуаре «Сладкий запах успеха», но актёр был призван в армию, прежде чем начались съёмки.

После окончания службы Робер Вон вернулся в кино, и в 1959 году добился первого крупного успеха, получив номинации на «Оскар» и «Золотой глобус» за роль Честера Гвинна в драме «Юные филадельфийцы». Следующей крупной ролью актёра стал Ли в классическом вестерне «Великолепная семёрка» (1960), адаптация философской драмы «Акиры Куросавы» «Семь самураев». В настоящее время Роберт Вон — единственный здравствующий актёр из основного состава «Семёрки».

В 1963 году Робер Вон стал исполнителем роли лейтенанта Раймонда Рэмбриджа в телесериале «Лейтенант». Его роль была не велика, и год спустя он обратился к создателям сериала, желая увеличить своё экранное время, а в итоге получил главную роль секретного агента Наполеона Соло в новом телесериале «Человек из U.N.C.L.E.». Для Вона эта роль стала одной из самых знаменитых на телевидении, и принесла ему две номинации на «Золотой глобус». В 1968 году актёр появился в полицейском триллере «Буллит» в компании Стива МакКуина, где за роль сенатора Уолтера Чалмерса был номинирован на премию «BAFTA». В 1977 году Роберт Вон стал обладателем премии «Эмми» за роль Фрэнка Флаерти в телесериале «Вашингтон: За закрытыми дверями» в номинации лучший актёр второго плана в драматическом сериале.

В дальнейшие годы Роберт Вон продолжал много сниматься на телевидении и в кино, где ему в основном доставались роль в фильмах категории B. Среди его многочисленных работ на телевидении — роли в телесериалах «Коломбо», «Охотник Джон», «Команда «А»», «Отель», «Она написала убийство», «Крутой Уокер», «Диагноз: Убийство», «Защитники», «Правосудие Берка», «Закон и порядок», «Виртуозы» и многих других. На большом экране он запомнился появлениями в фильмах «Ад в поднебесье» (1974), «Звёздная мишень» (1978), «Вирус» (1980), «Битва за пределами звёзд» (1980), «Ангар 18» (1980), «Супермен 3» (1983), «Отряд „Дельта“» (1986), «Вулкан» (1997) и «Счастливый час» (2003).

27 июля 1998 года на Голливудской аллее славы была открыта звезды Роберта Вона, которой он удостоился за его вклад в американский кинематограф.

Личная жизнь

Роберт Вон является давним членом Демократической партии США. Его семья также поддерживала демократов и принимала активное участие в политической жизни Миннеаполиса.[3]

В 1974 году Роберт Вон женился на актрисе Линде Стааб, с которой усыновил двоих детей: Кэсседи (род. 1976) и Кейтлин (род. 1981). В настоящее время они проживают в городе Риджфилд, штат Коннектикут.

Хотя продюсер и режиссёр Мэттью Вон носит фамилию Роберта, они не являются родственниками.

Фильмография

Год Русское название Оригинальное название
2004-2009 Виртуозы Hustle
1998 Посланник Sender
1996-1998 Няня Nanny
1996-1997 Диагноз: Убийство Diagnosis Murder
1996 Квартирка Джо Joe’s Apartment
1989 Река смерти River of Death
1989 Поворот на Трансильванию Transylvania Twist
1989 Никто не идеален Nobody’s Perfect
1986-1987 Команда А A-Team
1985-1992 Она написала убийство Murder, She Wrote
1985 Принц Бэль-Эйр Prince of Bel Air
1985 Восход «Черной луны» Black Moon Rising
1984-1991 Охотник Hunter
1983 Супермен 3 Superman 3
1981 Сукин сын S.O.B.
1981 Лодка любви Love Boat
1980 Охотник Джон Trapper John
1980 Город страха City in Fear
1980 Битва за пределами звёзд Battle Beyond the Stars
1980 Ангар 18 Hangar 18
1979 Удачи, мисс Вайкофф Good luck, miss Wyckoff
1978-1979 Столетие Centennial
1975 Приходящая няня A baby-sitter
1969 Ремагенский мост The Bridge at Remagen
1968 Буллит Bullitt
1965-1966 Шоу Реда Скелтона Red Skelton Show
1960 Великолепная семёрка Magnificent Seven
1957-1959 Театр-90 Playhouse 90

Награды

Напишите отзыв о статье "Вон, Роберт"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Holston, Noel. The man from M.P.L.S. - Robert Vaughn comes home to refresh childhood memories as he prepares for his autobiography, Minneapolis Star Tribune (18 октября 1999), стр. 1E. Проверено 1 января 2010.
  2. [www.suntimes.com/entertainment/stage/447882,WKP-News-speak29.article Chicago Sun-Times :: Stage], Suntimes.com. [web.archive.org/20070930043840/www.suntimes.com/entertainment/stage/447882,WKP-News-speak29.article Архивировано] из первоисточника 30 сентября 2007. Проверено 17 июня 2010.
  3. Waugh, John C.. Movie Stars Shine in Political Sky, The Christian Science Monitor (24 октября 1964), стр. 3. Проверено 1 января 2010.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Вон, Роберт

– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.