Гавейн

Сэр Гаве́йн Оркне́йский (англ. Gawain, фр. Gauvain) — рыцарь Круглого стола, один из центральных персонажей Артурианского цикла, в повествовании был третьим по доблести рыцарем Круглого стола (после Галахада, Персеваля, равный Ланселоту). Сын короля Лота Оркнейского и Моргаузы Тинтагель, племянник короля Артура Пендрагона и потенциальный его наследник. Старший из четырёх оркнейских братьев: Гахериса (который был оруженосцем Гавейна), Гарета Белоручки и Агравейна.

Гавейн (Говен) во французской литературе

У Кретьена де Труа Говен — авантюрист, баловень судьбы и любимец женщин. Говен стал протагонистом неисчислимой череды авантюрных романов в стихах, таких, как «Рыцарь со шпагой», «Мул без узды», «Гибельный погост» и многие другие. Этот рыцарь как нельзя лучше подходил для приключенческого романа посткретьеновского периода, когда центр тяжести произведения перемещался с моральных проблем на описание приключений как таковых, щедро уснащенных всяческим колдовством и чертовщиной. Говен не был «молодым» героем, какими были, например, Эрек, Клижес или Парцифаль. Он был рыцарем со сложившимся характером, образцовым, но не идеальным. Он был смел и благороден, но в чувствах своих — поверхностен и непостоянен. Он часто влюблялся, но редко по-настоящему любил. Говен кидался очертя голову в приключение не ради любви, не во имя совершенствования своих качеств рыцаря, а лишь из-за неодолимой жажды ещё и ещё раз столкнуться с опасностью.

В романах XIII века именно Говен стал чистым вариантом странствующего рыцаря, вызвав затем нескончаемые подражания.

В английской литературной традиции образ Говена получил несколько иную трактовку; пример тому — роман «Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь».

Гавейн и Зелёный Рыцарь

Одно из самых известных приключений сэра Гавейна, описанное в поэме неизвестного автора и переведённое на современный английский Джоном Рональдом Руэлом Толкином.

На Рождество все рыцари и их леди собрались за Круглым Столом в Камелоте. Как всегда, они не приступали к трапезе, пока не услышат о новом достойном приключении. Внезапно в зал на коне въехал рыцарь огромного роста, зелёный с головы до ног, на зелёном коне. Великан пожелал убедиться в доблести хвалёных рыцарей Камелота, и предложил обменяться с любым из них ударами. Вызвавшийся Гавейн отрубил наглецу голову, но тот как ни в чём ни бывало поднял её, сел на коня и велел Гавейну найти его через год в Уэльсе у Зелёной Часовни для ответного удара.

Когда пришел назначенный срок, Гавейн отправился в странствие на поиски Зелёного Рыцаря. Он остановился на ночлег в замке в лесах Вирраля, хозяевами которого были славный рыцарь Берилак и его прекрасная супруга. Дожидаясь назначенного Зелёным Рыцарем дня, Гавейн гостил в замке. Хозяин днём отлучался на охоту, а в это время леди всячески пыталась соблазнить героя. Но остроумный и целомудренный рыцарь ловко уходил от её приставаний, так как был верен рыцарской чести и христианской добродетели. Единственное, чего добилась дама — согласия Гавейна повязать символическую зелёную ленту в её честь.

В день Нового Года Гавейн достиг Зелёной Часовни, и там Зелёный Рыцарь подверг его отвагу испытанию. Он нанёс ответный удар, но лишь оцарапал оркнейца. Затем чудо-богатырь объявил, что он и есть хозяин замка сэр Берилак, а хозяйка — его жена. Истинным испытанием для юного рыцаря было не выдержать удар, а соблюсти чистоту, и он выдержал его с честью. Все это приключение было организовано волшебницей леди Нимуэй, пожелавшей проверить отвагу и честь рыцарей Круглого Стола. (В другой версии, это была фея Моргана, чёрная волшебница и старшая сестра Артура.)

Гавейн и леди Рагнелл

Однажды на охоте король Артур встретил ужасного великана. Тот пригрозил ему смертью. Артур стал молить о пощаде и великан сказал, что пощадит его, если он ответит на такой вопрос: «Чего больше всего хочет женщина»? Ответ королю подсказала уродливая старуха с условием, что король отдаст её в жены сэру Гавейну. Тот согласился, сыграли свадьбу. Потом старуха заставила Гавейна поцеловать её и после этого превратилась в прекрасную девушку. Через семь лет она ушла в леса и родила от Гавейна сына. Им стал сэр Персиваль Уэльский.

Гибель Гавейна

Во время гражданской войны Артура и Ланселота, Гарет и его брат Гахерис занимали сторону короля, однако отказались принимать участие в кровопролитии. Братья пытались умиротворить Ланселота и явились к нему безоружными, но богатырь в гневе убил обоих, о чём потом сожалел. Гавейн, старший из братьев, поклялся мстить за их убийство, вызвал Ланселота на поединок и был смертельно ранен. Незадолго до своей смерти Гавейн простил Ланселота.

Семейное дерево (по Мэлори)

г. Горлуа

Игрэйна

к. Утер Пендрагон

к. Лодегранс

к. Уриенс

Фея Моргана

к. Нантрес

Элейн

к. Лот Оркнейский

Моргауза

Король Артур

Гвиневра

Ивейн

г. Санам

Гавейн

Гахерис

Агравейн

Гарет

Лионора

Мордред

Борр

• г. - герцог
• к. - король

Образ Гавейна в кино

• Рыцари круглого стола / Knights of the Round Table (1953; США) режиссёр Ричард Торп, в роли Гавейна Роберт Эркарт.
• Король Артур / King Arthur (2004; США) режиссёр Антуан Фукуа, в роли Гавейна Джоэл Эдгертон
• Мерлин (телесериал)/Merlin (2008-2012; Великобритания), в роли Гавейна Оуэн Маккен.
• Экскалибур (фильм) 1981 год в роли Гавейна Лиам Нисон
• Гавейн и Зелёный рыцарь / Gawain and the Green Knight (1973; Великобритания), в роли Гавейна Мюррей Хэд

Интересные факты

В 1982 году Международный Астрономический Союз присвоил кратеру на спутнике Сатурна Мимасе наименование Гавейн.

Отрывок, характеризующий Гавейн

Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.