Король Артур (фильм)
| Король Артур | |
| King Arthur | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
126 мин. |
| Бюджет |
90 млн. $ |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Коро́ль Арту́р» (англ. King Arthur) — приключенческий исторический художественный фильм 2004 года совместного производства США и Ирландии. Режиссёр фильма — Антуан Фукуа.
Премьера фильма в России состоялась 12 августа 2004 года.
Содержание
История создания
Следуя гипотезе, что король Артур — это Луций Арторий Каст, режиссёр в фильме произвольно соединил исторические события и исторических лиц II, V и VI веков.
Сюжет
 |
Стиль этого раздела неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Следует исправить раздел согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Молодой Ланселот, как и многие сарматские мальчишки, был увезён из родной деревни на службу империи на 15 лет. Напоследок его отец, Бан, наказал ему держаться своего коня, так как по легенде в сарматских лошадях томятся души погибших всадников и они берегут своих седоков. Вся деревня провожает Ланселота боевым кличем, который подхватывают и другие сарматы. Путь сарматов лежал в далёкую Британию, в римский бастион Камелот, расположенный на Адриановом Валу. Там их должны познакомить с их будущим командиром, носящим потомственное имя Луций Арторий Каст или Артур. Его отец, бывший некогда командиром Камелота, давно погиб в бою и его заменил ересиарх Пелагий, проповедующий свободу воли и права людей на самоопределение. Показывая Артуру сарматов, Пелагий сказал ему, что настоящий командир всегда идёт в бой первым, готовый отдать свою жизнь за любого из своих воинов, а в случае их смерти прожить достойную их памяти жизнь.
Проходит 15 лет. Артур и сарматы приобрели громкую славу среди римлян и бриттов. Из прибывших на остров в живых остались Ланселот, Тристан, Гавейн, Галахад, Борс и Дагонет. Хотя многие из них, особенно Борс, ведут себя варварски и в глазах римлян «нецивилизованно», Артур воспитал в них дух благородства, верности и братства, но отказался насильно обращать их в Христианство. Срок их службы уже закончен и по этому поводу в Британию прибывает римский эмиссар, епископ Германий. По пути в Камелот на него и его конвой совершено нападение мятежников-пиктов, возглавляемых друидом Мерлином. Сарматы без труда справляются с мятежниками, хоть и погиб «подставной» Германий, в то время как епископ был переодет в кавалериста. Присоединившись к конвою, каждый из сарматов мечтает о долгожданной свободе, о далёком доме, оставленном ими когда-то на родной сарматской земле, хотя Борс уже успел «пустить корни», породив с Ванорой, трактирной «кралей», около дюжины детишек (многие шутят, что один из его детей — от Ланселота). Сам Артур ждёт с нетерпением приезда в Рим и встретиться с Пелагием. В его глазах столица Империи представляется сосредоточением порядка и цивилизации, где величайшие умы мира собираются, чтобы говорить о свободе и справедливости.
В Камелоте сарматы собираются в зале совета, где поминают тех, кто погиб и погибнет, а Германий располагается в покоях Артура. Увидев портрет Пелагия, сделанный Артуром в детстве, епископ пренебрежительно отбрасывает его от себя, выказывая недовольство самим фактом его присутствия. Джоулс, конюх и кастелян Камелота, приходит к нему и просит пройти в зал совета, показывая, что порядки в Камелоте отличаются от общеримских. В зале Германий и его секретарь Хортон видят Круглый стол, что в их глазах кажется «ересью». Заняв место около Артура, Германий сообщает о том, что нарастание угрозы варваров вынудило императора и Папу принять решение об исходе римских сил из провинций, которые не способны удержать, и что с севера движется огромное войско саксов. Сарматы принимают эти новости достаточно остро: они знают, что саксы — орда варваров, сжигающих всё на своём пути, не щадящих ни женщин, ни детей; в то же время их борьба оказалась напрасной, ведь после ухода римлян никто не сможет сдержать пиктов. Напоследок епископ показывает сарматам их грамоты об освобождении со службы, но сначала хочет поговорить с Артуром наедине. Когда «римляне» остались наедине, Германий говорит, что Рим поручил сарматам последнее поручение. К северу от Стены, в сердце территорий пиктов, находится римское селение, где живёт знатное семейство Гонориев. Единственный сын Мария Гонория, Алекто, является любимым учеником Римского Папы, которому однажды суждено возглавить всю Римскую Церковь. Артуру пришлось согласиться, ведь без грамот сарматов будут преследовать как дезертиров и казнят.
Тем временем сарматы отмечают свою вольницу в трактире, продолжая строить планы на будущее. Борс просит Ванору спеть кабацкую песнь «Там, где наш дом», от чего каждый из рыцарей начал задумываться: за последние 15 лет они породнились с Британией и толком не знают, есть ли что на их родине того, к чему возвращаться. Видя всё это, Артур не может сказать друзьям о самоубийственной миссии и пытается уйти, но его замечает Джоулс. Артур говорит рыцарям о задаче, поставленной Римом. Реакция рыцарей неоднозначная, но все они принимают этот вызов. Ведь как сказал Дагонет: «Рим не сдержал слова, но Артур своё слово сдержит. Этого достаточно».
Находясь в конюшне, Артур страстно молится Богу, чтобы тот забрал его жизнь, но позволил сарматам вернуться домой. Все это слышит Ланселот, который пришёл обсудить с ним поход на Север, где их ждёт положение между молотом (саксами) и наковальней (пиктами). В конце концов, Ланселот говорит лучшему другу о том, что их мир - это поле вечной битвы, где он хочет погибнуть в бою не по приказу, и что если Артур его переживёт, то пусть сожжёт его тело на восточном ветру.
Всё это время на севере саксонский вождь Кердик ведёт своих воинов на юг. Он кажется уставшим не столько от завоевательных войн, сколько от лёгкости, с которой ему покорялись селения, и не допускает, чтобы его воины насиловали бриттских женщин, чтобы не допустить кровосмешения могучих саксов со «слабаками». Любое неподчинение карается смертью. Оппозицию вождю составляет его сын Кинрик, который предпочитает вести себя в духе викингов. Пикт-перебежчик помогает саксам, показывая им карты местности, и рассказывает им про Вал Адриана, Артура и римское селение, где живут знатные римляне. Чтобы слегка сдержать претензии сына на лидерство, Кердик соглашается не убивать римлян, а потребовать у Империи выкуп.
Утром Германий приходит к сарматам в конюшню, говоря об их долге, и что его секретарь Хортон поедет с ними как представитель Рима. Артур и конники отправляются в дорогу. По пути через лес они оказываются в засаде пиктов, готовых их убить, но они отступают по зову горна. На совете вождей один из разведчиков приносит рунический саксонский нож, говоря о тысяче воинов, идущих против них. Мерлин решается переманить Артура на свою сторону, понимая, что только его навыки командира помогут победить вторжение. Остальные вожди против его плана, говоря, что Артур римлянин и враг, но Мерлин, показывая нож, упоминает про поговорку «враг моего врага мой друг».
Прибыв в селение, Артура лично встречает Марий Гонорий. Когда Артур говорит, что пришёл увести их, Марий отказывается, говоря, что Рим для их защиты пришлёт более крупное войско, чем сарматы. Достаточно грубо Артур говорит, что готов привязать Гонориев к конскому хвосту и тащить волоком. Пока римляне готовятся уходить, а Тристан отправляется на разведку, Артур осматривает селение. Он видит едва живого старика в цепях, оказавшимся старостой деревни. Один из крестьян, Уилл, говорит, что это наказание Мария за то, что он просил оставлять крестьянам больше провизии с каждого урожая. Львиная часть урожая уходит на продажу, а крестьяне постоянно голодают, но против Мария не выступают, так как он назвал себя «божьим глашатаем», а перечить ему — грех. Артур освобождает старосту и развенчивает «культ личности Мария», говоря, что крестьяне не рабы, а свободные люди. Далее он говорит о саксах и советует тем, кто может, идти к Валу Адриана, а остальным — идти с сарматами. Всё это происходит на глазах изумлённого Алекто, впервые видевшего благородного человека.
Вернувшийся Тристан говорит, что саксы уже пересекли горы и к вечеру их авангард дойдёт до селения, и до конца не одобряет нагрузку в виде крестьян. Напоследок Артур идёт к двум стражникам, которые пытаются замуровать проход в какой-то подвал. Когда Дагонет разбивает замурованный проход, он, Артур и Ланселот идут вниз. Подвал оказался склепом, в котором под присмотром двух сумасшедших монахов держали бриттов. Ланселот убивает одного из монахов и, показывая трупы, заставляет Артура ещё раз подумать о «его» боге. Из заключённых в склепе живыми остались лишь двое: Лукан, кельтский мальчишка, заключённый с родителями, и Гвиневра, разведчица пиктов, которой переломали пальцы. Артур вытаскивает обоих из склепа, из-за чего оказывается в немилости Мария, называющий заключённых склепа «язычниками», которые должны умереть за отказ подчиниться «божьей воле» или просто стать рабами Гонориев. Когда римлянин бьёт жену за то, что та выходила Гвиневру, Артур валит его на землю и приставляет остриё меча к горлу. Марий обещает ему наказание за ересь, и Артур уже готов убить его, но один из монахов говорит, что Господь Бог потребовал приносить в жертву грешников для очищения от грехов. Артур, решив исполнить «Его» волю, приказывает замуровать монаха в том же склепе, что крестьяне делают с радостью. Когда саксы добираются до селения, кроме монаха никого не находят. Кердик принимает решение отправить небольшой отряд во главе с сыном вперёд, на перехват.
Караван идёт к Валу Адриана медленно, и Ланселот всё скептически относится к разумности затеи с крестьянами и всё больше считает, что это нужно больше Артуру, чем Риму. Ночью Артур посещает повозку, где находятся Гвиневра и Лукан. Дагонет, молчаливый и всегда хмурый рыцарь, проникся отцовским чувством к ребёнку и приглядывает за ним. Гвиневра страдает от боли из-за сломанных пальцев, и Артур помогает вправить их, иначе бы они «перестали её слушаться». Пока караван находится в пути, Гвиневра всё больше проникается интересом к Артуру, говоря, что среди пиктов он настоящая легенда, «британец на службе Рима». Артур воспринимает в штыки любые разговоры о «несправедливости римской власти», однако внутри него есть сомнения, которые он не показывает открыто. По дороге рыцари видят останки легионеров, считая, что саксы уже впереди, но останки слишком старые и можно понять, что обещанное Гонориям войско отправилось на север, но пикты не позволили им пройти.
На ночной стоянке Дагонет замечает Мария в окружении своих солдат, о чём-то перешёптывающихся. Гвиневра, к которой стал неравнодушен Ланселот, завела с рыцарем разговор о его родине. Сначала он отшучивается, но потом рассказывает про зелёные луга, по которым можно скакать почти бесконечно. Гвиневра говорит, что для её народа это называется «правом идти своей дорогой». Когда все засыпают, Гвиневра уходит глубоко в лес, а Артур следует за ней. И оказывается, что она специально увела его подальше от лагеря, на встречу с Мерлином. Артур в гневе, но друид говорит, что пришёл к нему не как враг, так как считает врагом только Рим. Он просит помочь Артура в борьбе с саксами, так как выработанная почти за 500 лет тактика партизанской войны бесполезна против варваров и бриттам нужен вождь и полководец.
Артур, приставив меч к горлу Мерлина, заставляет его вспомнить события прошлого. Около 15 лет назад отряд пиктов под его лидерством напал на небольшое селение близ Камелота. В ходе бойни мать Артура, Игрэйна, оказалась блокирована загоревшейся повозкой, из-за чего не могла покинуть объятый пожаром дом. В гневе на пиктов Артур бросился к могиле отца, чтобы забрать его меч. Глубоко вросший в землю полуторный меч дался мальчику титаническими усилиями, но было уже поздно. Мерлин признаётся, что не желал Игрэйне зла, ведь кроме всего прочего она была «их крови». Он говорит, что как и сам Артур, меч его отца, прозванный Экскалибуром (кельт. Разящий), выкован и закалён в пламени Альбиона, и вытащить его помог не гнев, а любовь к матери. Артур упрямо отказывается от просьбы Мерлина и Гвиневры, говорящих о судьбе. Напоследок пикты сеют ещё два семени размышления: о том, сражались ли рыцари напрасно, если варвары захватят остров и то, что будь Артур таким холодным и расчётливым римлянином, каким себя считает, стал бы он забирать крестьян.
Утром Марий и его люди поднимают восстание. Дагонет подвергается избиению, а Лукана Марий лично берёт в заложники. Вскоре деспотичный римлянин погибает от стрелы Гвиневры, быстро оправившейся от переломов. Окружённые рыцарями и сельским ополчением солдаты сдаются. Вернувшийся с очередной разведки Тристан показывает Артуру добытое у саксов «оружие для пробивания брони» и что маленький отряд идёт за ними по пятам. Артур выражает сочувствие Алекто. Юноша говорит, что его отец «сбился с пути», и что его деяния далеки от христианства, но они соответствуют официальной философии Церкви и Рима. В ответ Артур возражает, что в Риме живёт его наставник Пелагий, проповедующий свободу и равенство всех людей от рождения. Алекто сообщает ему, что Пелагий был предан анафеме и убит ещё год назад по приказу Германия, потому как разоблачил всю их братию. Алекто говорит: «Рим не такой. Он только в твоих мечтах». Слова юноши про человека, бывшего его единственной семьёй, и что Рим, к которому он так тянулся, оказался сердцем прогнившей Империи, где властвует деспотизм и алчность, стали тем самым толчком, что заставил Артура пересмотреть свой взгляд на то, во что он до этого верил.
Добравшись до замёрзшего озера, каравану приходится передвигаться достаточно медленно, чтобы лёд под ними не провалился. Это даёт отряду Кинрика время догнать их, но Артур предпринимает отчаянный план. Он, его рыцари и Гвиневра останутся на берегу озера с луками и стрелами. Так как стрелы арбалетов и коротких луков не долетают до сарматов, рыцари с длинными луками могут легко обстреливать наступающих врагов по бокам, пока они не соберутся в плотную группу людей, от которой лёд так или иначе провалится. Алекто хочет остаться с сарматами, но Артур отсылает его, ведь именно он был целью похода и только он может вернуться в Рим, чтобы рассказать всем о случившемся. В начале всё идёт по плану Артура: воины Кинрика всё более и более плотно сближаются друг с другом, но лёд оказывается достаточно крепким, чтобы их выдержать. В этот момент Дагонет, схватив свой топор, устремляется навстречу противнику и, не добежав нескольких метров, начинает рубить лёд. Из вражеских арбалетов в него тотчас летят стрелы, но и раненый он из последних сил всё же завершает начатое до конца — лёд трескается и многие саксы уходят под воду. Оставшиеся же не могут пройти дальше и вынуждены отступить.
Караван добирается до Камелота, где Алекто уже ждёт «счастливый» Германий. Алекто сторонился от него, как от прокажённого, рыцари были печальны и угрюмы, по взгляду Артура и его словам про «друга отца» понимает, что он знает про Пелагия. Лукан, увидев лежащего на повозке Дагонета, бежит к нему, а легионеры, пытавшиеся его задержать, попадают под остриё меча Галахада и отступают. Лукан плачет, увидев своего «отца» мёртвым, и забирает его сарматское кольцо. Дагонет знал, за что сражался, он спас жизни своих друзей и остальных путников, позволив им добраться до спасительной стены и наконец получить обещанную свободу. Германий открывает шкатулку с грамотами, и Ланселот забирает их, чтобы раздать товарищам. Последние две грамоты Ланселот отдаёт Борсу: для него и Дагонета. Борс вскричал: «Он не будет свободнее. Он и так свободен. Он мёртв», после чего бросает грамоту в ноги Германия. В тот день, на похоронах Дагонета, где его грамоту положили в шкатулку и положили поверх могилы, все участники похода поняли, что свобода иногда бывает очень горькой.
Борс проводит время у могилы друга, в меру пьяный. Артур сидит на могильном холме, смотря на Камелот и раздумывая о том, что он сделал и что делать теперь. Его навещает Гвиневра, которая пытается убедить его, что его бой ещё не окончен, и ему есть ради чего жить и сражаться. Вечером Артур посещает Круглый стол и свои покои, где находит разбитый портрет Пелагия. Он чувствует ответственность перед Британией. Ночью, в палатку где он спит, приходит Гвиневра. Они хотят заняться любовью, но Артура призывает Джоулс. Поднявшись на стену, Артур видит, что саксы уже заняли позиции и готовы штурмовать вал Адриана. Многие римляне уже готовы уйти, но Артур принимает решение остаться и защищать свою «родину». Ланселот пытается убедить друга уехать с ними, но Артур настроен решительно.
На рассвете обитатели Камелота покидают бастион. Крестьяне сжигают сено на полях, создавая дымовую завесу. Артур, последний защитник Британии, стоит на холме, откуда просматриваются обе стороны стены, в полном боевом облачении со штандартом Легиона «Виктрикс». Сарматы видят его и всё больше чувствуют, что бросают. Только Борс выскочил из общего потока уходящих и кричит его римское имя как боевой клич, на который Артур отвечает поднятым штандартом. В это время пикты, во главе с Гвиневрой и Мерлином, занимают свои позиции на границах леса.
Кердик, видя всё это, посылает пикта-перебежчика с белым флагом, чтобы начать переговоры с Артуром. Оба лидера начинают диалог, где клянутся найти друг друга на поле боя. Кердик счастлив, что наконец нашёл «достойного противника». Сарматы, чувствуя свой невыполненный долг, останавливаются. Тристан велит своему ручному соколу лететь, говоря, что и он свободен. Борс смотрит на Эйнору и их детей, понимая, что Британия уже и его дом тоже. Каждый из них понимает, что родина не то место, где ты рождён, а то, что близко твоему сердцу. В конечном счёте сарматская кавалерия за 15 лет выросла из чужеземцев на службе Рима в Братство воинов. Орден рыцарей Круглого Стола присоединяется к своему лидеру.
Начинается Битва при Бадонском Холме. Пикты используют против саксов как лобовую атаку, так и катапульты. Перебежчик погибает от стрелы Тристана в самом начале битвы. Кровавая битва уносит много жизней, в том числе и конников-сарматов. Ланселот вступает в схватку с Кинриком и они убивают друг друга: Ланселот погибает от арбалетной стрелы, а Кинрик от удара мечом в шею. Кердик вступает в бой с Тристаном и побеждает сармата, который видит в предсмертном видении своего сокола, не бросившего хозяина. Артур вступает в бой с вождём саксов и выходит из него победителем. Оставшиеся саксы разбегаются. Бритты отстояли свою землю, но и без жертв не обошлось. Артур плачет над мёртвым телом Ланселота и клянёт Бога, говоря, что готов был погибнуть, чтобы его рыцари выжили. В конечном счёте Артур исполняет волю друга: его похоронили вместе с Тристаном и Дагонетом.
На старом кельтском капище у моря Мерлин венчает Артура и Гвиневру, а после объявляет Артура королём Альбиона. Артур объявляет жителей Британии, Шотландии, Уэльса и Ирландии свободным народом и собирается построить на острове то, о чём он и Пелагий мечтали увидеть в Риме — нацию свободных людей, где царствует мужество, честь, справедливость. Когда все начали восклицать имя нового короля, Сэр Борс Старший восклицает римское имя «Арторий» как боевой клич. Пиктские лучники на утёсе пускают огненные стрелы в море, в качестве праздничного салюта.
В конце по зелёным лугам Британии скачут три коня: два чёрных и белый, олицетворяющих Дагонета, Тристана и Ланселота. Дух лучшего из рыцарей, являющийся и рассказчиком истории, говорит, что эти истории будут жить в веках и будут переходить от родителей к детям, ибо во все времена будут слышны истории о Камелоте, Экскалибуре, благородных рыцарях, а во главе них останется «король былого и грядущего» — Артур.
В ролях
Напишите отзыв о статье "Король Артур (фильм)"
Примечания
Ссылки
- «Король Артур» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.kinoafisha.spb.ru/reviews/18638/ Рецензия фильма на сайте Kinoafisha.spb.Ру]
- [exler.ru/films/23-08-2004.htm Рецензия фильма] от Экслера
- [www.kino.orc.ru/js/review/king_arthur.shtml Рецензия фильма] от Сильвера
| ||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Король Артур (фильм)
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.
В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.
Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.
Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
- Фильмы по алфавиту
- Фильмы Антуана Фукуа
- Исторические фильмы Ирландии
- Исторические фильмы США
- Исторические фильмы о II веке
- Исторические фильмы о V веке
- Исторические фильмы о VI веке
- Приключенческие фильмы США
- Приключенческие фильмы Ирландии
- Фильмы-боевики Ирландии
- Фильмы-боевики США
- Фильмы-биографии США
- Фильмы-биографии Ирландии
- Фильмы об Артуриане
- Фильмы Touchstone Pictures
- Пеплумы
