Миллер, Генри

Генри Валентайн Миллер
Henry Valentine Miller
Род деятельности:	прозаик, художник
Язык произведений:	англ.
[www.lib.ru/INPROZ/MILLER/ Произведения на сайте Lib.ru]

Ге́нри Ва́лентайн Ми́ллер (англ. Henry Valentine Miller; 26 декабря 1891 года, Нью-Йорк, США — 7 июня 1980 года, Лос-Анджелес, США) — американский писатель и художник. Его жизнь легла в основу его же скандальных для того времени интеллектуально-эротических романов о мире после Первой мировой и о судьбе писателя в этом мире. Самыми знаменитыми работами Миллера являются романы «Тропик Рака», «Тропик Козерога» и «Чёрная весна», составившие автобиографическую трилогию. «Сексус» (1949), «Плексус» (1953), «Нексус» (1960) — это вторая трилогия Генри Миллера, названная «Благостное распятие» (в некоторых изданиях «Роза распятия»).

Биография

Ранние годы

Писатель родился 26 декабря 1891 года в Нью-Йорке, в Йорквилльском округе Манхэттена, в семье немецких эмигрантов Генри Миллера и Луизы Нитинг. Его отец был владельцем ателье мужского платья, поэтому семья писателя жила в достатке. Младшая сестра Генри — Лоретта — страдала врождённым слабоумием, и после смерти родителей Генри-младший взял все заботы о ней на себя.

Детство писателя прошло в пёстром эмигрантском Бруклине. После школы Генри пытался поступить в университет, но провалился. Он прошёл лишь неполный курс истории искусств в Нью-Йоркском городском колледже. В Нью-Йорке Генри Миллер познакомился и начал жить с женщиной на пятнадцать лет старше его. Это был первый опыт совместной жизни, который закончился побегом в Калифорнию, где будущий писатель работал на цитрусовых плантациях. В Калифорнии Миллер попал на лекцию Эммы Гольдман, которая открыла ему идеализм Петра Кропоткина, Ницше, о котором Генри написал своё первое (неопубликованное) эссе.

После лекций Генри Миллер возвращается в Нью-Йорк и начинает работать подмастерьем в мастерской отца. В то время Миллер питал смутные надежды стать пианистом, но литература и философия начинали играть всё большую роль в его жизни. Генри посещает лекции Джона Каупера Пауиса о русской литературе и открывает для себя «русскую душу».

Первый брак

Летом 1917 года, спасаясь от военной службы, двадцатипятилетний Миллер вступает в свой первый брак с Беатрисой Сильвас Уикенз. Вскоре у них рождается дочь Барбара. Беатриса была профессиональной пианисткой, но карьера её не удалась. Она давала уроки музыки, к чему вскоре присоединился и Миллер. Необходимость содержать семью вынудила Миллера ринуться на поиски постоянной работы. Вскоре он получает место управляющего по найму в телеграфной компании Western Union (в его произведениях - «Космодемоническая компания»), где он проработал до осени 1924 года.

Джун Эдит Смит

Между тем брак Миллера трещал по швам. В конце лета 1924 года Генри знакомится с Джун Эдит Смит, которая позже стала его второй женой и «энергетическим соавтором» всего, что он написал. Джун совершенно изменила его жизнь.Она настояла на том, чтобы Миллер бросил работу «от звонка до звонка» и всецело посвятил себя литературе. Генри и Джун были частыми посетителями чайных, где велись дискуссии о психоанализе и сексуальной свободе. В 1926 году у Джун начался роман с Джин Кронски, известной в богемных кругах под именем Мары. Мара поселилась у Миллеров. Генри был консервативен в вопросах секса и с трудом переносил происходившее. В итоге Мара и Джун тайком уехали в Париж. Миллер брал у Мары уроки живописи и, оставшись один, начал писать картины. В Нью-Йорк Джун вернулась без Мары и вновь преобразила жизнь Генри. У неё появился богатый поклонник, согласившийся финансировать книги Миллера, которые Джун выдала за свои. Генри написал свою первую книгу «Молох», отдав соавторство Джун. На заработанные деньги Миллеры уехали в Квебек и Монреаль. По возвращении в Нью-Йорк в 1929 году Миллер начал писать роман «Одуревший петух» и, по настоянию Джун, отправился заканчивать его в Париже.

Парижский период

Первое время в Париже Миллер жил в дорогих отелях. Однако деньги быстро таяли, писатель пытался найти источник дохода, но тщетно. Когда Миллеру стало нечем платить за отели, он был вынужден провести несколько ночей в офисе директора одного из кинотеатров в обществе торговца жемчугом Нанавати (Нонентити в «Тропике Рака»). Постепенно Генри начал обрастать знакомыми. Австрийский писатель Альфред Перле стал одним из ближайших друзей Миллера до конца жизни. Летом 1931 года Генри приютил у себя на Вилле Сера писатель Майкл Френкель. Ненадолго приезжала Джун, но в то время она тоже была без денег.

Миллер каждый день подолгу гуляет по Парижу. В дальнейшем, эти прогулки превратятся в великолепные зарисовки Парижа, которыми так богат «Тропик Рака».

С отъездом Джун Миллер получил возможность погрузиться в написание новой вещи — будущего «Тропика рака», первой книги предполагавшейся трилогии, куда должны были войти «Тропик Козерога» и «Чёрная весна», первоначально имевшая название «Бог». В ходе работы над романом, Миллер использует материал из ранее неизданных работ «Одуревший петух» и «Молох». «Тропик Рака» выходит в свет в 1934 году.

Анаис Нин

Через год после сорокалетнего юбилея писателя происходит событие, положившее начало разрыву между Миллером и Джун, — знакомство первого с экзотической Анаис Нин, дочерью испанского композитора Хоакина Нин-и-Кастельяноса и датской певицы Розы Кульмель. Знакомством друг с другом Миллер и Анаис обязаны своему общему приятелю Ричарду Осборну, показавшему Анаис готовые части «Тропика Рака».

Джун курсировала между Нью-Йорком и Парижем и пыталась убедить Миллера вернуться в Америку. Но Генри отказывался. В это время Миллеру приходилось работать репетитором в лицее в Дижоне. Вместо платы он получал право на бесплатное проживание в пансионе. Началом романа Генри и Анаис стала их переписка в дижонский период. В ней обнаружилась их общая тяга к «духовному эксгибиционизму». Миллер жаловался Нин на вульгарность Джун, которая всегда оставалась для него девушкой «пролетарского происхождения». Анаис знакомит его с произведениями Дэвида Лоуренса (не путать с другим английским писателем Лоуренсом Дарреллом, с которым Миллер также знакомится в Париже, и ставшим его другом до конца жизни), знакомит его с психоанализом в целом и с известными психоаналитиками. Она издаёт миллеровский роман «Тропик Рака» на деньги известного австрийского психоаналитика Отто Ранка. Под её влиянием Миллер стал постоянно делать записи того, что он мог вспомнить о своем детстве. Все это легло в основу его литературного автопортрета — «Чёрной весны». Объединял их также и общий интерес к астрологии.

К концу года Миллер окончательно прекратил отношения с Джун, что стало для неё настоящей трагедией. Состояние Анаис избавило Генри от материальных проблем, и в 1932 году он полностью посвятил себя работе над «Тропиком Рака». Роман вышел в свет в 1934 году с предисловием Анаис Нин.

Биг-Сур

В 1940 году Миллер вернулся в США и поселился в живописном, тогда ещё не успевшем обрести популярность среди туристов местечке под названием Биг-Сур.

Когда я впервые узрел этот край, я сказал себе: «Здесь я обрету покой. Здесь обрету силы для того, что мне ещё предстоит сделать». За горным хребтом, высящимся над нами, раскинулась девственная земля, куда едва ли ступала нога человека. Непроходимые леса и заповедник, намеренные вечно оставаться недоступными. Ночью кожей ощущаешь безмолвие, затопляющее все вокруг, безмолвие, которое рождается далеко за хребтом и проникает со стелющимся туманом, звездами и тёплым ветром из долины, неся в своих складках тайну, древнюю, как тайна самой земли. Завораживающая, исцеляющая атмосфера Биг-Сура. И как абсолютный диссонанс — нашествие городского люда с его заботами и тревогами. Подобно прокажённым в древние времена, они приходят со своими язвами. Каждый, кто поселяется здесь, думает, что он станет последним захватчиком. Самый вид этой земли заставляет человека долгое время не посягать на неё — духовный заповедник для немногих светлых личностей.

Здесь Миллер написал много картин, а также автобиографический роман «Биг-Сур и Апельсины Иеронима Босха» (1957), где подробно рассказал, в том числе, о своём пребывании в Биг-Суре и о встречах с творческими людьми, населявшими или посещавшими это место. Сейчас в Биг-Суре расположен дом-музей писателя.

Творчество

• Moloch or, This Gentile World, написан в 1927, не публиковался до 1992 (by the Estate of Henry Miller). ISBN 0-8021-3372-X
• Crazy Cock, написан 1928—1930, не публиковался до 1960. ISBN 0-8021-1412-1
• Тропик Рака (Tropic of Cancer), Париж: Obelisk Press, 1934.
• What Are You Going to Do about Alf?, Париж: Издан на средства автора, 1935.
• Aller Retour New York, Париж: Obelisk Press, 1935.
• Чёрная весна (Black Spring), Париж: Obelisk Press, 1936. ISBN 0-8021-3182-4
• Max and the White Phagocytes, Париж: Obelisk Press, 1938.
• Тропик Козерога (Tropic of Capricorn), Париж: Obelisk Press, 1939. ISBN 0-8021-5182-5
• Henry Miller’s Hamlet Letters, Vol. I, with Michael Fraenkel, Santurce, Puerto Rico: Carrefour, 1939. ISBN 0-8095-4058-4
  • Vol. II, with Michael Fraenkel, New York: Carrefour, 1941.
  • Vol. I complete New York: Carrefour, 1943.
• The Cosmological Eye, Нью-Йорк: New Directions, 1939. ISBN 0-8112-0110-4
• The World of Sex, Чикаго: Ben Abramson, Argus Book Shop, 1940.
  • Oneworld Classics 2007 ISBN 978-1-84749-035-3
• Под крышами Парижа (Under the Roofs of Paris) (изначально опубликован как Opus Pistorum), Нью-Йорк: Grove Press, 1941.
• Колосс Маруссийский (The Colossus of Maroussi), Сан-Франциско: Colt Press, 1941. ISBN 0-8112-0109-0
• Мудрость сердца (The Wisdom of the Heart), Нью-Йорк: New Directions, 1941. ISBN 0-8112-0116-3
• Sunday after the War, Нью-Йорк: New Directions, 1944.
• Semblance of a Devoted Past, Berkeley, Calif.: Bern Porter, 1944.
• The Plight of the Creative Artist in the United States of America, Houlton, Me.: Bern Porter, 1944.
• Echolalia, Berkeley, Calif.: Bern Porter, 1945.
• Henry Miller Miscellanea, San Mateo, Calif.: Bern Porter, 1945.
• Why Abstract?, with Hilaire Hiller and William Saroyan, New York: New Directions, 1945. ISBN 0-8383-1837-1
• Аэрокондиционированный кошмар (The Air-Conditioned Nightmare), New York: New Directions, 1945. ISBN 0-8112-0106-6
• Maurizius Forever, San Francisco: Colt Press, 1946.
• Вспоминать, чтобы помнить (Remember to Remember), Нью-Йорк: New Directions, 1947. ISBN 0-8112-0321-2
• Into the Night Life, неофициальная публикация, 1947
• Улыбка у подножия лестницы (The Smile at the Foot of the Ladder), Нью-Йорк: Duell, Sloan and Pearce, 1948.
• Сексус (Sexus) (Book One of The Rosy Crucifixion), Париж: Obelisk Press, 1949. ISBN 0-87529-173-2
• The Waters Reglitterized, San Jose, Calif.: John Kidis, 1950. ISBN 0-912264-71-3
• Книги в моей жизни (The Books in My Life), Нью-Йорк: New Directions, 1952. ISBN 0-8112-0108-2
• Плексус (Plexus) (Book Two of The Rosy Crucifixion), Париж: Olympia Press, 1953. ISBN 0-8021-5179-5
• Тихие дни в Клиши (Quiet Days in Clichy), Париж: Olympia Press, 1956. ISBN 0-8021-3016-X
  Лондон: Oneworld Classics, 2007. ISBN 978-1-84749-036-0
• Recalls and Reflects, Нью-Йорк: Riverside LP RLP 7002/3, 1956
• Время убийц (The Time of the Assassins: A Study of Rimbaud), Нью-Йорк: New Directions, 1956. ISBN 0-8112-0115-5
• Биг-Сур и апельсины Иеронима Босха (Big Sur and the Oranges of Hieronymus Bosch), Нью-Йорк: New Directions, 1957. ISBN 0-8112-0107-4
• The Red Notebook, Highlands, N.C.: Jonathan Williams, 1958.
• Reunion in Barcelona, Northwood, England: Scorpion Press, 1959.
• Нексус (Nexus) (Book Three of The Rosy Crucifixion), Париж: Obelisk Press, 1960. ISBN 0-8021-5178-7
• To Paint Is to Love Again, Alhambra, Calif.: Cambria Books, 1960.
• Watercolors, Drawings, and His Essay "The Angel Is My Watermark, " Abrams, 1962.
• Stand Still Like the Hummingbird, Нью-Йорк: New Directions, 1962. ISBN 0-8112-0322-0
• Just Wild about Harry, Нью-Йорк: New Directions, 1963. ISBN 0-8112-0724-2
• Greece (with drawings by Anne Poor), Нью-Йорк: Viking Press, 1964.
• Insomnia or The Devil at Large, Нью-Йорк: Doubleday and Company, 1974. ISBN 0-385-9037-4 (ошибоч.)
• Opus Pistorum, Нью-Йорк: Grove Press, 1983. ISBN 0-394-53374-7
• Dear, Dear Brenda: The Love Letters of Henry Miller to Brenda Venus, 1997. ISBN 0-688-02816-0

См. также

• Генри и Джун (фильм)
• Тихие дни в Клиши (фильм, 1970)

Литература

На русском языке

• Аствацатуров, Андрей Алексеевич. Генри Миллер и его "парижская трилогия".
• Перле, Альфред. Мой друг Генри Миллер.

На английском языке

• George Orwell. Inside The Whale.
• Norman Mailer. Genius and Lust: a journey through the major writings of Henry Miller.

Ссылки

• [www.millergenry.org.ru/ Миллер Валентин Генри — о творчестве писателя]
• [aahz.ru/plexus.php Роман «Плексус»]
• «Дьявол в раю», роман. Перевод И.Куберского. Опубликован в [www.zvezdaspb.ru/ журнале «Звезда»] и отдельной книгой в издательстве «Академический проект» С.-Петербург, 1995. В дальнейшем переиздавался в издательствах «Продолжение жизни». (СПб.) и Б. С. Г.-Пресс (Москва).

Отрывок, характеризующий Миллер, Генри

Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.