Глеб Юрьевич

Глеб Юрьевич<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Вторая свадьба князя</td></tr>
Великий князь киевский
1169 — 1170
Предшественник:	Мстислав Изяславич
Преемник:	Мстислав Изяславич
1170 — 1171
Предшественник:	Мстислав Изяславич
Преемник:	Владимир Мстиславич
Князь Переяславский
1155 — 1169
Предшественник:	Мстислав Изяславич
Преемник:	Владимир Глебович
Князь Курский
1147 — 1148
Предшественник:	Святослав Ольгович
Преемник:	Иван Юрьевич
Князь Каневский
1149 — 1149
Вероисповедание:	Православие
Смерть:	20 января 1171(1171-01-20)
Род:	Рюриковичи
Отец:	Юрий Долгорукий
Мать:	дочь половецкого хана Аепы Осеневича
Супруга:	Дочь Изяслава Давыдовича
Дети:	Владимир, Изяслав, Ольга

Глеб Ю́рьевич (ум. 20 января 1171) — князь Переяславский и Киевский, сын Юрия Долгорукого от брака с дочерью половецкого хана Аепы, брат Андрея Боголюбского.

Биография

Участие в борьбе против Изяслава Мстиславича

Впервые упоминается в летописи в 1146/47 году. В этом году 24 февраля в Колтеске умер его брат, курский князь Иван. Горько оплакав его, Глеб вместе с братом Борисом отправили тело брата в Суздаль.

Створиста плач велик, и тако спрятавше тело его, идоша с ними Суждалю к отцю с жалостию.

В 1147 году вместе со своим отцом Юрием Долгоруким Глеб выступил против великого князя Киевского Изяслава Мстиславича, приходившегося Глебу двоюродным братом. Летом этого года Юрий Долгорукий послал Глеба на помощь черниговскому князю Святославу Ольговичу. В конце лета или осенью Глеб вместе со Святославом Ольговичем и союзными половцами двинулись к Курску. Там сидел сын Изяслава Мстислав, но куряне отказались воевать с потомком Мономаха, после чего Мстислав покинул город и уехал к отцу в Киев. После этого Глеб силой взял городок Попашь на реке Суле и вернулся в Суздаль, но вскоре появился в Чернигове, придя на помощь Ольговичам. Через некоторое время он отправился в Городец-Остёрский, где местные жители приняли его на княжение.

Изяслав Мстиславич приглашал Глеба в Киев, обещая отдать ему Городец и другие города на юге. Вероятно, что целью такого шага являлось «вбить клин между отцом и сыном» и использовать Глеба для давления на Юрия Долгорукого. Первоначально Глеб согласился на уговоры, но в итоге отказался и решил отнять у Мстислава Переяславль. На это его подговорил Жирослав, воевода Юрия:

"Поиди Переяславлю, хотять тебе переяславци".

Успехов Глеб не добился. Ночью он подступил к городу, но уже на рассвете ушёл. Мстислав Изяславич организовал погоню, и у городка Носова на реке Руде часть дружины Глеба полегла. После этого Изяслав Мстиславич с отрядом берендеев выступил к Городцу, при этом ни Давыдовичи, ни Ольговичи не помогли Глебу. Три дня Городец был под осадой, после чего было приказано открыть ворота. В результате Изяслав признал права Глеба на Городец, но за то, что Глеб продолжил дружбу с Давыдовичами и Ольговичами, уже в 1148 году он лишился города, который передали брату Глеба Ростиславу.

"Иди к Олговичам, к тем еси пришел, ати ти дадять волость". Изяслав Мстиславич Глебу

После того, как Юрий Долгорукий первый раз захватил Киев (1149), Глеб стал отцовским наместником в Каневе, после чего получил Пересопницу, бывшую волость Вячеслава Владимировича. Глеб должен был «стечечь» Изяслава Мстиславича, чтобы тот неожиданно не напал на Киев, но Изяслав внезапно направился к Пересопнице. Дружина Глеба потерпела поражение от волынского войска Изяслава, и Глеб, находившийся в городе, начал просить Изяслава о пощаде, признав его «старшинство».

В 1152 году Городец был сожжён Изяславом, и Глеб бежал к отцу в Суздаль.

В 1154 году Глеб участвует в очередном походе отца на Киев. Недалеко от Козельска к армии Юрия присоединились половцы, но их количество было незначительное, и Глеба направили за помощью в степь. Он привёл с собой значительное количество половецких отрядов, и Юрий поручил Глебу самостоятельно действовать в Южной Руси. Под Переяславлем состоялась битва между войсками Глеба и Святослава Ростиславича, сына Ростислава Мстиславича, который в тот момент являлся киевским князем, где Глебу пришлось отступить. Глеб с половцами подошёл к Чернигову, где состоялось сражение между Ростиславом Мстиславичем и Глебом, но киевский князь испугался численного превосходства армии соперника и просил мира у Изяслава Давыдовича, предлагая ему киевский стол, а Глебу Юрьевичу — Переяславль.

Княжение в Переяславле, Киеве

Получив Переяславль в 1155 году от отца, смог удержаться там и после его смерти. В 1157—1161 годах действовал в союзе со своим тестем Изяславом Давыдовичем против Мстиславичей. В 1169 году после взятия Киева войсками Андрея Боголюбского занял киевский престол, оставив Переяславль сыну Владимиру. Не поддержал против Мстислава Волынского удельного князя Владимира Андреевича, затем Мстислав с чёрными клобуками захватил Киев, взял ряды с волынскими, галицким, туровским, городенским князьями и киевской знатью. Во время безуспешной осады Вышгорода (обороной руководил Давыд Ростиславич) Мстислав узнал о наступлении из-за Днепра Глеба с половцами и отступил. После окончательного утверждения Глеба в Киеве на южнорусские границы по обоим берегам Днепра подступили половцы с предложением мира. Когда Глеб уехал в Переяславскую землю, опасаясь за находящегося там малолетнего сына, находящиеся на правом берегу Днепра половцы начали разорять сёла. Глеб послал против них брата Михаила с чёрными клобуками, который нанёс им поражение.

Смерть

Предположительно, Глеб был отравлен киевлянами, как и его отец. Андрей Боголюбский требовал от его преемника, Романа Ростиславича, расследования и выдачи подозреваемых в его отравлении.

Характеристика

По свидетельству летописи, Глеб был «братолюбец, свято соблюдал крестное целование, отличался кротостью и благонравием, любил монастыри, почитал иноческий чин, щедро подавал милостыню нищим».

Семья и дети

Жена:

• первая жена умерла в 1154 году.
• дочь Изяслава Давыдовича Черниговского (свадьба состоялась в 1155/56 г.).

Дети:

• Владимир (ум. 1187).
• Изяслав (ум. 1183).
• Ольга — замужем за Всеволодом Святославичем Курским.

Источники

• [mirslovarei.com/content_his/GLEB-JUREVICH-KOLENO-9-40659.html Глеб Юрьевич (колено 9)]
• В. Корсакова. Глеб Юрьевич (князь, сын Юрия Долгорукого) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [alexhistory.narod.ru/World/Hronology/Titles/Person/Gleb_Prince_of_Kiev.htm Глеб Юрьевич, Князь Киевский]
• Раздорский А. И. [old-kursk.ru/book/razdorsky/ra001.html Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв]. — Курск: Регион-Пресс, 2004. — 125 с. — ISBN 5-86354-067-2.

Отрывок, характеризующий Глеб Юрьевич

– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.