Грей, Альберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Альберт Грей
Albert Grey<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
генерал-губернатор Канады
10 декабря 1904 — 13 октября 1911
Глава правительства: Уилфрид Лорье
Роберт Борден
Монарх: Эдуард VII
Георг V
Предшественник: Гилберт Эллиот-Мюррей-Кининмонд
Преемник: принц Артур
Генерал-губернаторы Канады
 
Вероисповедание: Протестантство
Рождение: 28 ноября 1851(1851-11-28)
Лондон (Соединённое королевство)
Смерть: 29 августа 1917(1917-08-29) (65 лет)
Имя при рождении: Альберт Генри Джордж Грей
Супруга: Леди Элис Грей
(урожд. Холфорд)
Образование: Тринити-колледж (Кембридж)
 
Награды:

Сэр А́льберт Ге́нри Джордж Грей (англ. Albert Henry George Grey, 28 ноября 1851, лондонский дворец Сент-Джеймс — 29 августа 1917), 4-й граф Грей — девятый генерал-губернатор Канады с 1904 по 1911.



Биография

Окончил Харроу-Скул и Тринити-Колледж (Кембридж).

За свой срок генерал-губернатора Канады статус «провинций» Канадской конфедерации получили в то время «территории» Альберта и Саскачеван. Он был первым генерал-губернатором, посетившим Ньюфаундленд, который он пригласил вступить в конфедерацию.

Он сыграл определяющую роль в решении превратить поля Абраама в национальный парк. В его честь в парке даже устроили «террасу Грея».

См. также

Напишите отзыв о статье "Грей, Альберт"

Ссылки

  • [www.gg.ca/document.aspx?id=55 Биография] на сайте генерал-губернатора

Отрывок, характеризующий Грей, Альберт

– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.