Джонстон, Дэвид Ллойд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дэвид Джонстон
David Johnston<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Дэвид Джонстон, 2007</td></tr>

28-й генерал-губернатор Канады
с 1 октября 2010 (2010-10-01)
Глава правительства: Джастин Трюдо
Монарх: Елизавета II
Предшественник: Микаэль Жан
Генерал-губернаторы Канады
 
Рождение: 28 июня 1941(1941-06-28) (82 года)
Садбери (Онтарио, Канада)
Имя при рождении: Дэвид Ллойд Джонстон
Супруга: Шэрон Джонстон
Образование: Гарвардский университет
Кембриджский университет
Университет Куинс
Профессия: адвокат
университетский преподаватель
 
Автограф:
 
Награды:

Дэ́вид Ллойд Джо́нстон (англ. David Lloyd Johnston, р. 28 июня 1941 в Садбери) — канадский преподаватель университета. Заслуженный преподаватель права. С 1999 по 2010 он являлся президентом Университета Уотерлу, а с 1979 по 1994 — главой и заместителем ректора Университета Макгилла. С 1 октября 2010 года он является генерал-губернатором Канады.





Молодость и обучение

Дэвид Джонстон родился в семье владельца скобяной лавки Ллойда Джонстона и Дороти Стоунхаус в Садбери в Онтарио. Среднее образование он получил в Университетской школе Су в Су-Сент-Мари на юго-западе Онтарио.

В 1963 он получил степень бакалавра искусств в Гарвардском университете. Находясь в Гарварде, он входил в хоккейную команду, позже стал её капитаном и дважды входил во Всеамериканскую сборную. В это время он познакомился с Эрихом Зегалем. Они стали вместе заниматься бегом трусцой. В 1970 Зегаль написал популярный роман Love Story, где персонаж по имени Дейви соответствует Джонстону. В 1965 Джонстон получил степень бакалавра права (LL.B.) в Кембриджском университете, а в 1966 — в Университете Куинс.

В это время он женился на Шэрон Джонстон, с которой встречался в средней школе. У пары пять дочерей: Дебора — адвокат в министерстве юстиции Канады; Александра — адвокат в канцелярии премьер-министра Онтарио Дальтона Макгинти; Шэрон — доктор медицины и ассистент преподавателя в Оттавском университете; Дженифер — экономист Министерства окружающей среды Канады и Сам — доктор педагогики в Гарварде.

Университетская карьера

В 1966 Дэвид Джонстон становится ассистентом преподавателя на юридическом факультете права Университета Куинс, где он преподаёт два года. В 1968 он переходит на юридический факультет Торонтского университета, где с 1968 по 1969 является ассистентом преподавателя, с 1969 по 1972 — адъюнкт-профессором, а затем с 1972 по 1974 — преподавателем. В 1974 его назначают деканом юридического факультета Университета Западной Онтарио до 1979. Затем он пятнадцать лет — с 1979 по 1994 — занимает пост главы и заместителя ректора Университета Макгилла (что соответствует посту ректора в российском университете). С 1994 по 1999 он работает преподавателем юридического факультета Университета Макгилла. 1 июня 1999 он стал пятым президентом Университета Уотерлу и занимал эту должность до 2010. В течение своей карьеры преподавателя права он специализировался на финансовом регулировании, корпоративном праве, общественной политике и праве в области информационных технологий.

Политика и государственные дела

Дэвид Джонстон также принимал активное участие в политике и государственных делах.

Он был ведущим политических дебатов, передаваемых по телевидению: в первый раз он участвовал в дебатах между Пьером Трюдо, Джо Кларком и Эдом Бродбентом перед федеральными выборами 1979. Через пять лет, перед федеральными выборами 1984, он снова был ведущим на дебатах между Брайаном Малруни, Джоном Тёрнером и Эдом Бродбентом. Он был также ведущим дебатов глав партий Онтарио Дэвида Питерсона, Боба Рея и Ларри Гроссмана перед онтарийскими провинциальными выборами 1987.

С 1972 по 1979 он был членом Комиссии Онтарио по ценным бумагам (англ. Ontario Securities Commission). Он председательствовал в правительственных исследовательских группах на провинциальном и федеральном уровне: в национальном круглом столе по вопросам окружающей среды и экономики (1988—1991), рабочей группе по доступу к высокоскоростной связи (Министерство промышленности Канады, 2000—2001), комитете по информационным системам в окружающей среде (Министерство окружающей среды Канады), консультативном комитете по дистанционному образованию (Совет министров образования Канады и Министерство промышленности Канады, 2000), ревизионной группе специалистов по вопросам бесплодия и усыновления (Правительство Онтарио, 2008—2009). Он председательствовал или участвовал в ряде других групп по исследованию государственной и научной политики. Он, в частности, является членом группы по вопросам интеллектуальных систем (Министерство здравоохранения Онтарио, с 2002) и рабочей группы по вопросам управления крупными объёмами информации и по технологическим проектам (Правительство Онтарио, с 2004).

Хотя считается, что Джонстон не примыкает к какой-либо одной политической партии, он принимал активное участие в дебатах и политической жизни на протяжении всей своей карьеры. С 1988 он является членом правления Совета канадского единства. На референдуме 1992 он проводил кампанию в комитете в поддержку шарлоттаунского конституционного проекта. В ходе референдума 1995 в Квебеке он был сопредседателем монреальского комитета против отделения и соавтором книги против независимости Квебека.

Комиссия Олифанта

Он был особенно заметен в расследовании дела Airbus. 14 ноября 2007 генерал-губернатором Микаэль Жан по пожеланию премьер-министра Канады Стивена Харпера Джонстон был назначен независимым советником по разработке для кабинета министров чернового проекта технических заданий для государственного расследования, известного как комиссия Олифанта, по делу, в которое были замешаны бывший премьер-министр Брайан Малруни и германский бизнесмен Карлхайнц Шрейбер. Это назначение, однако, критиковалось независимой группой граждан Democracy Watch, которая считала вероятным конфликт интересов, из-за того что Джонстон в конце премьерского срока Малруни находился у него в подчинении. Джонстон завершил отчёт 11 января 2008, подготовив 17 вопросов по существу, которые должны были быть решены. Однако он исключил из обследования тему договорённости с Airbus, ссылаясь на то, что этот аспект проблемы уже был принят во внимание в расследовании Королевской канадской конной полиции. Этот отчёт вызвал критику депутатов от оппозиции, а также обвинения в том, что автор отчёта был «человеком премьер-министра». Эти настроения усилились, когда стало известно, что Малруни принял от Карлхайнца Шрейбера сумму 300 000 канадских долларов наличными, но в расследовании ничего об этом не упоминалось, так как ограниченные полномочия комиссии не позволяли сделать это. Однако остальные (в том числе президент Университета Макмастера Питер Джордж) защищали Джонстона, подчёркивая его честность и независимость.

Генерал-губернатор

8 июля 2010 кабинет премьер-министра Стивена Харпера объявил, что королева Елизавета II одобрила решение премьер-министра назначить Джонстона будущим генерал-губернатором Канады на смену Микаэль Жан. Харпер высказался о Джонстоне так: «Он представляет самое лучшее в Канаде: рвение к работе, преданность и спокойствие в государственных делах. Я надеюсь, что он сохранит эти черты характера в своей новой роли в качестве представителя Королевы в Канаде». Это назначение было подтверждено Сенатом 1 октября 2010.

Джонстон был рекомендован на эту роль созванным премьер-министром чрезвычайным исследовательским комитетом под руководством секретаря генерал-губернатора Канады Шилы-Мари Кук. В него также входили канадский секретарь Королевы, герольдмейстер Сената Канады и главный уполномоченный по протоколу в Парламенте Кевин Маклауд; декан факультета гуманитарных наук Университета Макгилла Кристофер Манфреди; политолог Калгарийского университета Райнер Кнопф; отец Жак Моне из Канадского института иезуитских исследований и историк и личный секретарь лейтенант-губернатора Новой Шотландии Кристофер Маккрири.

Комитет провёл много национальных консультаций с более чем 200 специалистами: преподавателями университетов, бывшими и действующими политиками всех направлений, в том числе с провинциальными премьер-министрами, бывшими и действующими руководителями политических партий, бывшими премьер-министрами и рядом других лиц, — с целью составить краткий список кандидатов на этот пост. В этот краткий список также входили и другие выдающиеся канадцы, в том числе Джон де Шатлен и журналист Джон Фрейзер.

На пресс-конференции, проведённой в фойе Сената в день объявления о назначении Джонстона, он сам заявил: «Мы с моей женой всегда считали, что преданность — семье ли, обществу ли, университетскому образованию или стране — это наше главнейшее призвание, и мы гордимся, что нам предоставлена такая возможность послужить Канаде и нашим согражданам. За время моего пребывания в Уотерлу и Университете Макгилла мне посчастливилось убедиться в творческих способностях и изобретательности канадцев, в наших тесных связях с нашими традициями и миром, в нашем разнообразии и нашей жизненной силе. Возможность видеть, что твои способности работают на благо всей страны, очень важна для меня».

Он также обещал «безоговорочно защищать канадское наследие, канадские законы и канадское население».

Почести

Почётные дипломы:

Основные книги

  • Cases and Materials on Corporate Finance and Securities Law (1967)
  • Computers and Law (1968)
  • Cases and Materials on Company Law (1969)
  • Cases and Materials on Securities Law (1971)
  • Business Associations (1979)
  • Canadian Companies and the Stock Exchange (1980)
  • Canadian Securities Regulation (1982, 2003, 2006)
  • Partnerships and Canadian Business Corporations, Vols. 1 and 2 (1983, 1989, 1992)
  • If Quebec Goes … The Real Cost of Separation (1995)
  • Getting Canada On-line: Understanding the Information Highway (1995)
  • Cyberlaw (1997)
  • Communications in Law in Canada (2000)
  • Halsbury’s Law of Canada (2007)

Напишите отзыв о статье "Джонстон, Дэвид Ллойд"

Ссылки

  • [www.gg.ca Website of the Governor General of Canada]
  • [thecanadianencyclopedia.com/en/article/david-lloyd-johnston/ The Canadian Encyclopedia: David Lloyd Johnston]
  • [youtube.com/watch?v=j_dN3QyNHEU Cable Public Affairs Channel interview with David and Sharon Johnston] на YouTube
  • [www.dvidshub.net/video/149899/governor-general-canada-visits-uss-essex-lhd-2 DVIDS: Governor General of Canada Visits the USS Essex]

Отрывок, характеризующий Джонстон, Дэвид Ллойд

– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.