Датэ Масамунэ
| Датэ Масамунэ | |
| 伊達 政宗 | |
|
| |
| Годы жизни | |
| Период | Адзути-Момояма — Эдо |
| Дата рождения | 5 сентября 1567 |
| Дата смерти | 27 июня 1636 (68 лет) |
| Могилы и места почитания | Дзуйходэн, Аоба-дзиндзя (г. Сэндай) |
| Должности | |
| Хан | Сэндай |
| Годы правления | 1600—1636 |
| Сюзерен | Тоётоми Хидэёси Тоётоми Хидэёри Токугава Иэясу Токугава Хидэтада Токугава Иэмицу |
| Род и родственники | |
| Род | Датэ |
| Отец | Датэ Тэрумунэ |
| Мать | Ёси-химэ (義姫) |
| Братья | Масамити Сюю (яп. 秀雄) |
| Сёстры | Сэнко-химэ (яп. 千子姫) |
| Жёны | |
| Законная жена | Мэго-химэ |
| Наложницы | Синдзо-но-ката (新造の方) Иисака-но-цубонэ (飯坂の局) и другие |
| Дети | |
| Сыновья | Хидэмунэ, Тадамунэ, Мунэкиё, Мунэясу, Мунэцуна, Мунэнобу, Мунэтака, Такэмацумару, Мунэдзанэ, Мунэкацу, Мунэмото |
| Дочери | Ироха-химэ, Муу-химэ и другие |
Датэ Масамунэ (яп. 伊達 政宗?, 5 сентября 1567 — 27 июня 1636) — японский самурай, живший в конце периода Адзути-Момояма и начале периода Эдо. Известен как основатель города Сэндай и покровитель христианства в Японии. Из-за потери правого глаза в результате оспы был прозван «одноглазым драконом» (Докуганрю).
Содержание
Биография
Старший сын самурая Датэ Тэрумунэ (1543—1585), владевшего замком Ёнэдзава на территории современной префектуры Ямагата на севере Японии. Его матерью была Ёси-химэ, дочь Могами Ёсимори, даймё провинции Дэва. В 1581 году молодой Масамунэ участвовал в своей первой военной кампании, участвуя в походе отца против рода Сома. В 1584 году Тарумунэ отказался от власти в пользу 18-летнего сына Масамунэ.
В 1585 году Датэ Тэрумунэ, отец Масамунэ, был захвачен и предательски убит своим соседом Хатакэяма Ёсицугу. В том же году Масамунэ нанес ему поражение в битве при Хитоторибаси. В 1589 году он отбил замок Курокава у клана Асина и разгромил противника в битве при Суриагэхара. Территории, какие Масамунэ сумел приобрести благодаря этой победе, увеличили владения клана Датэ до двух миллионов коку. Таким образом, Датэ стал третьим по богатству кланом в Японии.
В 1590 году японский правитель Тоётоми Хидэёси осадил замок Одавара, принадлежавший могущественному клану Го-Ходзё. Хидэёси несколько раз призывал Датэ Масамунэ присоединиться к нему, но Масамунэ был занят тем, что пытался контролировать свою территорию на севере, поэтому не хотел ослаблять свою армию. Масамунэ понимал, что лучше всего встать на сторону победителя, поэтому уже был готов принять сторону Хидэёси. В это время Масамунэ обнаружил заговор против себя. Его предполагала отравить родная мать, которая находилась под сильным влиянием со стороны своего родного клана. На место Масамунэ заговорщики предполагали посадить его младшего брата Кодзиро. Когда заговор раскрылся, Кодзиро был казнён, а Масамунэ выступил к Одаваре. Но в результате задержки Масамунэ опоздал к штурму крепости. Опасаясь гнева Хидэёси, Масамунэ явился к нему одетым в белые одежды, свидетельствуя тем самым о своей готовности принять смерть. Тоётоми Хидэёси оценил жест и простил Датэ Масамунэ. Понимая, что дальнейшее сопротивление бесполезно, Датэ Масамунэ присягнул Тоётоми Хидэёси на верность. Этот шаг позволил сохранить Масамунэ его владения, но уже в статусе вассала. Его добровольное признание власти Хидэёси и показная лояльность уберегли Масамунэ, когда против него обвинения в мятеже выдвинул Гамо Удзисато. Снова Масамунэ предал себя в руки Хидэёси и снова выиграл. Укрепив свою политическую позицию, Масамунэ решил укрепить и военное положение. С этой целью он провел на своих территориях «охоту за мечами», конфисковав у крестьян всё оружие.
Как и большинство японских даймё Датэ Масамунэ участвовал в корейской войне, развязанной Тоётоми Хидэёси. Небольшой отряд Масамунэ зачислили в резерв и оставили в Японии, поэтому потерь в начале кампании Масамунэ не понес. Армию Масамунэ перебросили в Корею только тогда, когда там сложилась критическая ситуация. Японцы отступали к Пусану, порту, захваченному в ходе великолепной десантной операции в самом начале кампании. В письме, посланном Датэ Масамунэ домой, сообщается, что от бери-бери умирают восемь человек из десяти. В другом письме, написанном тремя днями позже, сообщается, что многие умирают от воды, которая в Корее «не такая, как в Японии». Возможно, что имелась в виду холера или тиф.
В 1600 году Датэ Масамунэ выступил в поддержку клана Токугава на севере страны, развязав войну против Уэсуги Кагэкацу. При поддержке Могами Ёсиаки он нанес поражение Наоэ Канэцугу, вассалу Кагэкацу. В качестве вознаграждения Масамунэ получил от Токугавы Иэясу домен Уэсуги и обосновался в Иватэдзава, сменив её название на Сэндай.
В 1614—1615 годах Датэ Масамунэ участвовал в осакской кампании сёгуната Токугава против Тоётоми Хидэёри.
Датэ Масамунэ интересовался христианством и направил в Европу посольство во главе со своим слугой, самураем Хасэкура Цунэнага в 1613 году.
Одной из его отличительных черт было отсутствие правого глаза, который Датэ Масамунэ потерял после того, как заболел оспой. Из-за этого его часто называли «одноглазым драконом» (яп. 独眼竜 докуганрю:).
В июне 1636 года 68-летний Датэ Масамунэ скончался, ему наследовал второй сын Датэ Тадамунэ (1599—1658), который стал 2-м даймё Сэндай-хана (1636—1657).
Семья и дети
Был женат на Мэго-химэ, дочери Тамура Киёаки, владельца замка Михару в провинции Муцу. От жены и наложниц имел много детей:
- Датэ Хидэмунэ (1591—1658), 1-й даймё Увадэима-хана (1614—1657)
- Датэ Тадамунэ (1599—1658), 2-й даймэ Сэндай-хана (1636—1658)
- Датэ Мунэкиё (1600—1634)
- Датэ Мунэцуна (1603—1618)
- Датэ Мунэтака (1607—1626)
- Датэ Мунэдзанэ (1613—1626)
- Датэ Мунэкацу (1621—1679)
Напишите отзыв о статье "Датэ Масамунэ"
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Датэ Масамунэ - [www.datemasamune.com/ Официальный сайт клана Датэ] (яп.)
- [www.zuihoden.com/ Сайт мавзолея Датэ Масамунэ] (яп.)
Источники
- Тернбулл С. «Самураи», Москва, «АСТ», 2008 г. ISBN 978-5-17-040815-3, ст. 29
Отрывок, характеризующий Датэ Масамунэ
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
