Дмитриевская башня

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитриевская башня

Вид с площади Минина и Пожарского
Местоположение Нижний Новгород
Кремль Нижегородский кремль
Год постройки 1500— ок. 1516
Форма основания башни прямоугольная
Высота башни 33 м

Дмитриевская (Дмитровская) башня — главная башня Нижегородского кремля, выходящая на площадь Минина и Пожарского. Считается главными воротами крепости. Является неофициальным символом Нижнего Новгорода.





Строительство

С первой половины XVI века на Руси происходила перестройка старых крепостей. Новый Нижегородский кремль был заложен в 1500 году, а его форсированное строительство велось с 1508/09 г. Предположительно, строительство полностью было завершено только после 1516 г.[1]

В кремле насчитывалось 13 башен, центральной из которых стала Дмитриевская. Она получила своё название или в честь князя Дмитрия Константиновича, или, по другой версии, от церкви во имя святого великомученика Димитрия Солунского, построенной князем Дмитрием перед башней в 1378 г. Первое известное упоминание о постройке Дмитровской башни имеется в Хронографе 1617 г.:
«…в лето 7018 [1509] сентября в 1 день заложили Новгород Нижний каменной стрельницу Дмитриевскую».

Позже в нижегородских летописях произошло объединение этого сообщения с другим, сообщающим о прибытии в город мастера Петра Фрязина, для копки рва под каменную стену. В итоге получилось, что Пётр Фрязин пристроил к уже стоявшей башне XIV в. каменную стену длиной в 7 вёрст. Причём это длина внешнего укрепления Нижнего Новгорода — Большого острога[2].

Следующее упоминание о башне было сделано в июле 1540 года:
«в Нижнем Новгороде была гроза великая… от сего на Дмитриевских воротах кровля сгорела».

Архитектура

Имея сходство с остальными квадратными проезжими башнями кремля, Дмитровская башня, как предполагают, имела, как Ивановская башня, дополнительную надстройку. На это указывает опись 1732 года:
«…В Дмитриевских воротах… в верхней башне три стены отщепило».

Поэтому в башне было минимум 4 и максимум 5—6 боевых ярусов. Не исключено, что над её деревянной шатровой кровлей возвышалась и дозорная вышка. Дмитровская башня единственная в кремле имела дополнительное каменное укрепление: арочный мост с предмостным укреплением — отводной башней. Это второе по времени появления предмостное укрепление на Руси после Кутафьей башни (1516 г.) Московского кремля. Сухой ров глубиной от 2,5 до 4 м и шириной примерно 25—30 м имелся как перед самой башней, так и окружал отводную. Предполагают, что ров в районе Дмитровской башни мог иметь отдельные углублённые участки, заполненные грунтовыми водами (см. в основной статье).

Нижний ярус башни был полностью погружён в сухой ров, а две бойницы этого уровня, расположенные ближе к пряслам (стенам), вместе с бойницами в дополнительных боковых казематах прясел, представляли собой нижний или подошвенный бой. Перекрытием этого яруса в Дмитровской башне служит циркульный свод.

Второй ярус — это ворота или проезд. Уровень пола проезда соответствовал поверхности земли внутри кремля и перед рвом. На этом же уровне находился проезд моста и отводной башни. Проезд башни имел возможность перекрываться тремя створчатыми воротами, двумя опускными решётками — герсами и, как предполагают, — подъёмным мостом. Но ряд фактов указывают, что подъёмного моста могло и не быть. Так, к башне вплотную примыкает каменный мост, на фасаде не было обнаружено никаких свидетельств существования подъёмного моста, да и сам фасад оформлен под створчатые ворота, что, возможно, не является следствием перестройки, а сохранилось с древности. В таком варианте башня будет иметь четыре створчатых ворот. Но в описании говорится только о двух воротах, частично обитых котельным (листовым) железом. То есть, или часть ворот к тому времени была сломана, или их вообще никогда не навешивали. В боковых стенах проезда имелось по две боевых печуры с бойницами. По одной — в помещении проезда и ещё по одной — в изолированных от проезда боковых казематах. А сам проезд находился под обстрелом внутренних угловых бойниц, которые были направлены из тех же изолированных казематов. Этот ярус также перекрывает кирпичный свод.

На третьем ярусе башни располагались механизмы подъёма герс и подъёмного моста (если он существовал). С этого уровня имелся выход на стены. Перекрытие между третьим и четвёртым ярусами было из дерева. Четвёртый ярус, о котором известно достоверно, представлял из себя бой с зубцов. В древности боевые окна между зубцами закрывались дощатыми заслонками со смотровыми щелями в них. В части самих зубцов размещались малые боевые окошки. Деревянные ставни были также и у всех бойниц печур в кремле. Печуры были также оснащены деревянным брусом, гасящим отдачу пищали, и вытяжкой для удаления пороховых газов.

Внутренние помещения башни соединялись внутристенными винтовыми лестницами, расположенными в наиболее защищённых от обстрела местах. Попасть в эти помещения можно было со стороны внутреннего фасада, через два входа, расположенные по обе стороны от проезда. Третий вход находится в стене проезда, в его внутреннем тамбуре. Ещё один вход соединял боевой ход прясла и третий ярус башни. На прясло также можно было подняться по каменной лестнице на арках, расположенной слева от башни, в специальной пристройке[3].

Выносные укрепления

Отводная башня имела в плане пятиугольную форму (для ликвидации непростреливаемого пространства перед ней) и всего два яруса без перекрытия между ними и крыши. В нижнем был проезд и четыре печуры с бойницами, а сверху, вдоль зубчатого бруствера, проходило гульбище или боевой ход. Со стороны проезда моста башня не имела ворот. Снаружи в башню вели два проезда. Они располагались в обеих боковых стенах и были направлены в противоположные стороны. Это было предусмотрено во избежание опасности прямого прострела моста и ворот Дмитровской башни. Западный проезд закрывался двумя воротами: «подъёмными на кольцах», то есть подъёмным мостом и «затворными». Противоположные ворота, по имеющемуся сообщению, не закрывались, а были «зарублены обрубом и засыпно хрящём (то есть щебнем)».

Есть разные мнения о том, как была устроена нижняя часть отводной башни. Она или стояла на островке, окружённом рвом, и тогда была высотой ровно в два яруса. Или она могла стоять на дне рва, как и остальные башни, тогда под проездом у ней должен быть массивный цоколь высотой 4 м. Каменный мост, длиной в 13 сажень (около 23 м), имел три арки, покоящиеся на каменных столбах. По бокам имелись зубчатые парапеты, каждый с семью боевыми окнами.

Дмитровская башня также имела дополнительное дерево-земляное укрепление — обруб или, по-другому, раскат. Их стали строить в XVI—XVII вв. в виде бревенчатых срубов высотой до 4 м, заполненных землёй и щебнем, для размещения мощных орудий. Неизвестно, но, вероятнее, только в XVII в. обруб перекрыл одни из ворот отводной башни. Сообщается и о «новом раскате», который сооружён или обновлён между 1662 и 1697 гг., который С. Л. Агафонов помещает около северо-восточной боковой стороны Дмитровской башни, хотя там нет никаких дополнительных выходов наружу.

Вооружение

Как центр обороны в верхней части кремля, Дмитровская башня и прясла рядом с ней имели 70% всей артиллерии кремля. В 1621—1622 гг. там находилось 5 медных пищалей (в том числе одна «казанская»), стрелявших ядрами весом от 0,6 до 1,2 кг. При них состояли 8 пушкарей. В период 1621—1629 гг. у каждой пушки и пищали был свой пушкарь.

В 1663 году на вооружении башни числилось 63 крепостных ружья и 7 пищалей, из которых самая крупная («медная гладкая… в станке на колёсах») могла вести огонь ядрами весом 1,4 кг.

К 1697 г. Нижний Новгород утратил военное значение. В этом году на «новом раскате у Дмитровских ворот» стояло 9 пищалей и два тюфяка — орудия, стрелявшие дробом. Из-за обветшания башни, часть орудий из неё вынесли на прясла. Обслуживало башню всего два пушкаря.

В 1704 г. на весь кремль приходилось три пушкаря, а в 1705 г. всё годное вооружение из кремля было отправлено в Казань.

История башни в Новое время

Перестройка XVIII века

Этот период ознаменовался для башни крупными потерями. С 1782 г. начались её разрушение и перестройка. В первую очередь, в 1782—1783 гг. была произведена разборка моста и отводной стрельницы. А в 1785—1790 гг. проводится полная реконструкция кремля. В это время вся часть башни выше проезда была основательно переделана: была уменьшена толщина стен, на месте бойниц появились прямоугольные окна, сооружена низкая покатая железная кровля. Кроме того, в нижних ярусах были произведены переделки, нарушившие систему сообщений между казематами, а рядом с башней с внутренней стороны была разобрана лестница, ведущая на стену. Башню белили, а кровля была покрашена в красный цвет (как и во всём кремле). В 1815 г. справа от башни, ближе к Арсеналу, появились дополнительные проломные ворота (сейчас не существуют). В 1834—1837 гг. был засыпан сухой ров, что понизило высоту Дмитровской башни почти на 6 метров. При этом нижний ярус башни и остатки предмостного укрепления оказались под землёй.

В конце XVIII — начале XIX века в башне размещались полковые дела, а на самом верху — гарнизонная школа для солдатских детей. В то время вся крепость пришла в плачевное состояние, так как вся её кирпичная кладка обветшала. В 1857 году здание было переоборудовано под архив губернского правления. Архив находился там вплоть до 1867 года. Позже башня долгое время пустовала, всё больше разрушаясь.

Перестройка 1895 года

В 1894 году была начата новая реконструкция башни. Автором проекта и руководителем реконструкции стал архитектор Николай Султанов. Ему было поручено переделать её под художественно-исторический музей. Для этого нужно было вернуть башне её ведущее положение в Кремле. За основу он взял Покровскую башню Новгородского детинца. Дмитриевская башня при этом снова сильно преобразилась. Выше проезда было устроено одно помещение высотой в два яруса, которое освещалось двумя рядами больших окон и стеклянным фонарём на крыше. Был полностью перестроен верхний ярус. Вместо прямых зубцов появились большие окна, оформленные под нависающие машикули. Выше были надстроены мерлоны западноевропейского типа. Они являются декоративными, так как их нижние проёмы устроены на уровне покатого перекрытия за парапетом и являются водостоками. На открытой верхней площадке для освещения экспозиции был устроен стеклянный фонарь (по замыслу его не должно было быть видно из-за парапета), который прикрывает пирамидальная крыша, имеющая покрытие в виде металлической чешуи. На передней и задней сторонах крыши расположено по паре слуховых окон. Верхушку венчал двуглавый орёл — герб Российской Империи. С внутренней стороны, на углах, за парапетом, находились две дымовые трубы. Вход в музей осуществлялся с крыльца снаружи кремлёвской стены, слева от башни. От него по пробитому проёму в стене, поднималась лестница, которая соединялась с застеклёнными «сенями» — галереей, устроенной сзади башни. На верхнюю площадку можно подняться только по «пожарной» лестнице на внутреннем фасаде башне.

Музей был открыт в 1896 году. На торжественном открытии музея присутствовал император Николай II с супругой. Напротив Дмитриевской башни — на Благовещенской площади, в 1913 году прошёл большой праздник в честь 300-летия семьи Романовых. У стен кремля прошёл военный парад, а в Спасо-Преображенском соборе был отслужен молебен. Годом позже, в 1914 году, началась Первая мировая война, и от неё воинские подразделения отправились на фронт. Башня в то время функционировала как музей.

Советский период

В советское время со шпиля башни убрали символ самодержавия — двуглавого орла и разместили на нём флаг СССР. Его поднимали в торжественных случаях — при проведении праздников и парадов. Кремль был перекрашен в красный цвет.

Музей находился в Дмитриевской башне по 1919 г. Затем экспонаты и картины были вывезены и распределены по другим местам. Некоторые из них уничтожались, как наследие прошлой эпохи. После этого в башне долгое время располагался цех декораций для Театра оперы и балета.

Позднее существование башни оказалось под угрозой. В 1935-1937 годах её планировалось снести при расширении Советской площади. По проекту ленинградского института «Гипрогор» расширенная площадь должна была проходить через кремлёвскую территорию до Дома Советов. Для этого требовалось снести несколько башен Нижегородского кремля, который воспринимался в те годы как «памятник алчного феодализма и царского самодержавия, свидетель жутких страниц кровавого прошлого».[4] Но этому проекту не суждено было сбыться из-за начавшейся войны. Дмитриевская, в отличие от Тайницкой, Северной и Часовой башен, не была задействована в противовоздушной обороне.

В 1953 году башня была отреставрирована, было убрано крыльцо с лестницей. Подъём к верхнему помещению устроили внутри кремля, на месте бывшей городовой лестницы. Деревянные конструкции крыши заменили на металлические, но уже в 1963 году её пришлось менять заново из-за большого пожара. А спустя два года на шпиле башни установили позолоченный герб города — шагающего оленя.

Современный этап

Спустя два года после распада Советского Союза, в 1993 году, над воротами башни была установлена икона основателя Нижнего Новгорода — святого благоверного князя Юрия (Георгия) Всеволодовича. Затем в арочном проёме, внутри самой башни, расположились сувенирные лавки. Сейчас в ней на втором этаже располагается выставочный зал «Дмитриевская башня», в котором проходят исторические выставки из фондов Музея-заповедника[5]. Также через башню можно попасть на кремлёвскую стену. Вход на неё платный.

Дмитриевская башня, равно как и весь кремль, сейчас находится в неудовлетворительном состоянии. Реставрация башни не производилась уже более 60-ти лет. Наружная кирпичная кладка со временем разрушается и осыпается, а оказавшийся под землёй нижний ярус подтопляют грунтовые воды.

Башне требуется не просто ремонт, а полная её реконструкция с возвращением первоначального облика, в том числе и воссоздание выносного укрепления. Но это невозможно без восстановления изначального профиля рва на всей площади Минина и Пожарского.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Дмитриевская башня"

Примечания

  1. Маловероятно, что в Нижнем Новгороде появилось предмостное укрепление раньше, чем в Москве.
  2. Чеченков П. В. Комментарии // Агафонов С. Л. Нижегородский кремль. — Нижний Новгород: Кварц, 2008. — С. 32.
  3. Подобная сохранилась около Ивановской башни. Но у С. Л. Агафонова есть два противоположных высказывания об этих конструкциях: и как о древних, и как о постройках конца XVIII или начала XIX века (Агафонов С. Л., 1976. — С. 80, 99).
  4. Каптерев Л. М. Город Горький. — Горький, 1934.
  5. [www.ngiamz.ru/filialy/nizhegorodskij-kreml.html Нижегородский кремль]

Литература

  • [russiancity.ru/hbooks/h041.htm Агафонов С. Л. Нижегородский кремль. Архитектура, история, реставрация. — Горький: Волго-Вятское изд-во, 1976. — 136 с.]
  • Агафонов С. Л. Нижегородский кремль. — Нижний Новгород: Кварц, 2008. — 224 с. — ISBN 978-5-903581-19-1.

Ссылки

  • [www.museums.unn.ru/kremlin/forms/list.phtml?id=400&part=5 История перестройки и реконструкции Кремля]
  • [www.ngiamz.ru/filialy/nizhegorodskij-kreml.html Нижегородский кремль]

Отрывок, характеризующий Дмитриевская башня

– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…