Дучич, Йован

Йован Дучич
серб. Јован Дучић
Дата рождения:	17 февраля 1871(1871-02-17)
Место рождения:	Требине, Османская империя
Дата смерти:	7 апреля 1943(1943-04-07) (72 года)
Место смерти:	Либертивилл, США
Род деятельности:	прозаик, поэт, дипломат

Йован Дучич (серб. Јован Дучић; 1871—1943) — сербский боснийский поэт, писатель и дипломат. Основатель сербской националистической группы «Народная оборона».

Биография

Йован Дучич родился 17 февраля 1871 года в городе Требине, который в то время входил в состав Боснийского вилайета Османской империи. Окончил местную общеобразовательную школу, старшеклассником проходил обучение в Мостаре и позже выучился на педагога в Сомборе. В течение некоторого времени работал учителем в нескольких городах, после чего вернулся в Мостар и начал выпускать собственный литературный журнал «Зора» («Заря»; 1896—1901), в соавторстве с писателем Светозаром Чоровичем и поэтом Алексой Шантичем.

Неприкрытый сербский патриотизм Дучича привёл к некоторым проблемам с действующей властью — на тот момент Босния и Герцеговина де факто находилась под контролем Австро-Венгрии — он решил уехать заграницу продолжить обучение, преимущественно в Женеве и Париже. Получил высшее юридическое образование в Женевском университете и по возвращении на родину в 1907 году устроился в сербскую дипломатическую службу. Несмотря на то что раньше он высказывался против создания Югославии, в 1937 году стал послом новообразованного государства в Румынии. Сделал довольно успешную карьеру в дипломатии, в разное время служил в Стамбуле, Софии, Риме, Афинах, Каире, Мадриде и Лиссабоне. Свободно говорил на нескольких иностранных языках, заслужив репутацию безупречного дипломата. Посмертно был опубликован сборник его дипломатических писем, сначала в 1952 году в США, затем в 1991 году на территории бывшей Югославии.

Тем не менее, наибольшую известность Дучич получил именно как поэт. Свой первый поэтический сборник он опубликовал ещё в Мостаре в 1901 году, а второй в Белграде в 1912-м. В его работах явно прослеживается влияние Воислава Илича, ведущего сербского поэта конца 19-го столетия. Множественные путешествия по разным уголкам Европы позволили ему выработать собственный уникальный стиль, основу которого составляет течение символизма. Его поэзия затрагивает темы, нетипичные для сербских авторов предыдущий поколений. Стремясь придать своим работам наибольшее символическое значение, он писал стихи на французский манер только в двух стилях: двенадцатисложном и одиннадцатисложном. Быть поэтом для него значило — быть «офисным работником и умелым ремесленником, усердно трудящимся в сфере рифм и ритмов». Помимо поэзии писал также и в прозе, автор нескольких эссе и научных работ по литературе. Высоко ценятся его поэтические письма, написанные из Швейцарии, Греции, Испании и других стран.

Во время вторжения в Югославию фашистской Германии в 1941 году Дучич бежал в США, где поселился у одного из своих дальних родственников в городе Гэри, штат Индиана. Здесь в течение двух лет до самой смерти возглавлял чикагскую организацию Сербской народной обороны (основанную в 1914 году Михаилом Пупиным), которая представляла сербскую диаспору в Соединённых Штатах. В это время Дучич был весьма продуктивен, написал множество поэм, исторических книг и газетных статей, затрагивающих темы сербских национальных интересов и протест против массового убийства сербов пронацистским хорватским режимом Усташи.

Умер 7 апреля 1943 года в Либертивилле, штат Иллинойс. Похоронен там же на кладбище сербского православного монастыря Святого Саввы. Сам Дучич в завещании просил похоронить его в родном Требине, поэтому впоследствии 22 октября 2000 года состоялось перезахоронение — его останки перевезли в специально построенный для этого Монастырь Херцеговачка-Грачаница.

Память

Портрет Йована Дучича присутствует на национальной валюте Боснии и Герцеговины, он изображён на банкноте в 50 конвертируемых марок

Работы

• Pjesme, knjiga prva, izdanje uredništva Zore u Mostaru, 1901.
• Pesme, Srpska književna zadruga, Kolo XVII, knj. 113. Beograd, 1908.
• Pesme u prozi, Plave legende, pisano u Ženevi 1905. Beograd, 1908.
• Pesme (štampa „Davidović“), Beograd, 1908.
• Pesme, izdanje S. B. Cvijanovića, Beograd, 1911.
• Sabrana dela, Knj. I-V. Biblioteka savremenih jugoslovenskih pisaca, Beograd, Izdavačko preduzeće „Narodna prosveta“ (1929–1930). Knj. I Pesme sunca (1929)
• Knj. II Pesme ljubavi i smrti (1929)
• Knj. III Carski soneti (1930)
• Knj. IV Plave legende (1930)
• Knj. V Gradovi i himere (1930)
• Knj. VI Blago cara Radovana: knjiga o sudbini, Beograd, izdanje piščevo, 1932.
• Gradovi i himere, (Putnička pisma), Srpska književna zadruga, Kolo XLII, Knj. 294. Beograd, 1940.
• Federalizam ili centralizam: Istina o “spornom pitanju“ u bivšoj Jugoslaviji, Centralni odbor Srpske narodne odbrane u Americi, Čikago, 1942.
• Jugoslovenska ideologija: istina o “jugoslavizmu“, Centralni odbor Srpske narodne odbrane u Americi, Čikago, 1942.
• Lirika, izdanje piščevo, Pitsburg, 1943.
• Sabrana dela, Knj. X Jedan Srbin diplomat na dvoru Petra Velikog i Katarine I – Grof Sava Vladislavić – Raguzinski, Pitsburg, 1943.
• Sabrana dela, Knj. VII-IX (Odabrane strane). Rukopise odabrali J. Đonović i P. Bubreško. Izdanje Srpske narodne odbrane u Americi, Čikago, 1951.
• Sabrana dela, (uredili Meša Selimović i Živorad Stojković), Svjetlost, Sarajevo, 1969.
• Sabrana dela, (uredili Meša Selimović i Živorad Stojković. Pregledao i dopunio Živorad Stojković), BIGZ, Svjetlost, Prosveta, Beograd-Sarajevo, 1989.

Примечания

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. Поэмы на сербском языке

Jovan Skerlić, Istorija Nove Srpske Književnosi (Belgrade, 1921) pages 456-458.

Ссылки

• [www.borut.com/library/a_ducicj.htm Основные работы]
• [sites.google.com/site/projectgoethe/Home/jovan-ducic?pli=1 Переведённые произведения]
• [www.scribd.com/doc/156964804/Jovan-Du%C4%8Di%C4%87-Grof-Sava-Vladislavi%C4%87 Jovan Dučić: Grof Sava Vladislavić]

Отрывок, характеризующий Дучич, Йован

В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.