Ясеновац (лагерь смерти)

Ясеновац
хорв. Jasenovac
«Каменный цветок»: мемориал на месте концентрационного лагеря Ясеновац. Автор Богдан Богданович.
Тип	концентрационный лагерь
Местонахождение	Ясеновац, Независимое государство Хорватия
Координаты	45°16′54″ с. ш. 16°56′06″ в. д.45.28167° с. ш. 16.93500° в. д. / 45.28167; 16.93500
Период эксплуатации	Май 1941 — апрель 1945
Руководящая организация	Усташи
Ясеновац на Викискладе

Ясе́новац (хорв. Jasenovac) — система лагерей смерти, созданная усташами в мае 1941 года. Располагалась на территории Независимого хорватского государства, в 60 км от Загреба. Ясеновац был самым крупным лагерем смерти НГХ. По разным оценкам, хорватскими усташами в нем было убито от 83 000 до более 700 000 человек — сотни тысяч сербов, а также тысячи евреев и цыган.

Предыстория

В годы Второй мировой войны на территории оккупированного Королевства Югославия вёлся геноцид сербов, евреев и цыган, а также преследование и дискриминация вышеуказанных народов. Основными организаторами геноцида были фашистский режим усташей в Независимом Государстве Хорватия (НГХ) и немецкая оккупационная администрация.

Значительная часть жертв геноцида погибла или пострадала в многочисленных концлагерях, созданных хорватскими усташами. Сразу после провозглашения нового государства усташи начали создавать лагеря двух типов: депортационные и концентрационные. В первые людей отправляли для последующей депортации в Сербию и т. д. Такие лагеря находились в Цапраге близ Сисака, Бьеловаре и Славонска-Пожеге. Вторые стали местом массовых убийств и символом террора со стороны усташей.

В апреле — мае 1941 года в НГХ начинают создаваться первые концлагеря. Они были узаконены 23 ноября того же года под названием «Лагеря интернирования и работ» специальным постановлением Павелича и Артуковича. Лагеря были разбросаны по всем территориям, которые контролировали усташи. Из них только 2 просуществовали до конца войны — в Ясеноваце и Стара-Градишке. Управление ими возлагалось на «Усташскую службу надзора». Первым управляющим лагерями стал Мийо Бабич, но в июне 1941 года он был убит сербскими партизанами. Его заменил новый усташский функционер Векослав Любурич, остававшийся на своей должности до конца войны.

История

Концлагерь Ясеновац был создан в мае 1941 года. Он представлял собой комплекс из пяти тесно связанных между собой лагерей, известных под номерами с I по V.

Лагерь I располагался у села Крапье в 12 километрах к западу от Ясеноваца. Лагерь II был расположен на берегах Савы и Струги, около 3 километров к северо-западу от Ясеноваца, у дороги между ним и Брочице. Лагерь III размещался на бывшем кирпичном заводе Озрена Бачича, в устье реки Лони, в трёх километрах вниз по течению от Ясеноваца. Лагерь IV находился в самом городе, на фабрике «Козара». Лагерь V находился в Стара-Градишке.

Первоначально он состоял из бараков, которые были построены его первыми заключенными. Лагерь состоял из четырех секций, предназначенных для сербов, евреев, заподозренных в нелояльности хорватов и цыган. Первоначально он был рассчитан на 4000 узников. Спустя некоторое время комплекс был расширен строительством лагеря II. В ноябре 1941 года вышедшие из берегов реки Сава и Струг затопили лагерный комплекс, после чего узники построили лагерь III. В ходе строительства примерно 650 из них не смогли выполнять тяжелые работы и были убиты железными молотами и топорами. В декабре 1941 года, перед визитом в лагерь иностранных журналистов, которых сопровождала делегация от властей НГХ, начальник концлагеря Векослав Любурич приказал отобрать 400 детей в возрасте от 4 до 14 лет, которым был предоставлен специальный барак, где преподаватели из числа других узников учили их читать, писать и петь. Через четыре дня после осмотра лагеря журналистами эти дети и их преподаватели были убиты.

На протяжении своего существования лагерь непрерывно пополнялся узниками, многих из которых сразу же убивали. Заключенные Ясеноваца каждый день рыли ямы для захоронения убитых. Некоторые тела тюремщики лагеря выбрасывали в Саву или Струг.

В конце января 1942 года концлагерь посетила очередная группа журналистов и наблюдателей. Один из них, итальянец Альфио Руссо, безуспешно пытался поговорить с узниками, которым было запрещено отвечать на вопросы посетителей. Руссо так описал увиденное в Ясеноваце:

Каждый день прибывают только что пронумерованные новые жильцы, каждый день другие покидают лагерь, умерев от страданий и изнурения

Помимо журналистов лагерь посещали также секретарь дипломатического представительства Ватикана Джузеппе Мазуччи и секретарь архиепископа Степинаца Степан Ласкович. Однако они не высказали каких-либо замечаний о лагере. В январе — феврале 1942 года в Ясеноваце был установлены две новые кремационные печи, спроектированные усташским полковником Хинко Пичилли. Они проработали безостановочно до мая того же года, когда были остановлены по неизвестной причине. За это время в них сожгли 15 000 тел.

24 августа 1942 среди надсмотрщиков лагеря прошли соревнования по убийствам заключенных. На них победил Петар Брзица, член католической организации «Крижари», который специальным ножом «серборезом» перерезал горло за один день 1360 заключённым. За это из рук капеллана лагеря он получил золотые часы, от администрации лагеря — серебряный сервиз, и от усташей, служивших с ним в лагере — печёного поросёнка и вино.

19 ноября 1943 года около 800 евреев были переправлены через реку Саву, где надсмотрщики заставили их выкопать несколько ям. Затем все они были забиты дубинами и закопаны в этих же ямах. В конце ноября того же года новый начальник лагеря Ивица Маткович провел эксперимент над 160 людьми, в основном бывшими преподавателями. Его целью было выяснить, сколько времени человек продержится без еды и воды. Большинство из них умерли в первые же дни, около 40 человек выжили, питаясь полевой травой. Было зафиксировано и поедание мяса мертвых. Перед Рождеством они попытались бежать, переплыв Саву. 35 человек были пойманы и заперты в бараках голыми, после чего умерли от обморожения.

В декабре 1944 — апреле 1945 усташи ускорили уничтожение узников Ясеноваца. 15 000 новых заключенных были уничтожены в лагере сразу после прибытия. Тех из них, кто выжил, заставляли хоронить тысячи трупов. Затем усташи подожгли часть лагеря, чтобы скрыть следы преступлений. 22 апреля последние уцелевшие узники предприняли две попытки совершить побег. Первая попытка произошла в 10:00 в лагере III, из 1000 узников спаслись примерно 80. Вторая состоялась в лагере IV около 20:00, из 167 человек уцелели 11.

23 апреля 1945 года партизаны 25-й ударной горной бригады 28-й дивизии 2-й югославской армии заняли лагерь V. 2 мая подразделения 4-й сербской бригады 21-й сербской ударной дивизии 1-й югославской армии освободили оставшуюся территорию лагерного комплекса.

Количество жертв. Увековечивание памяти о них

Точное количество жертв системы лагерей Ясеноваца неизвестно. При этом, в работах историков, посвященных Ясеновацу, встречаются совершенно разные цифры.

Наименьшие цифры жертв в 1980-е годы опубликовали черногорский историк Боголюб Кочович и хорватский историк Владимир Жерявич. Согласно их данным, в Ясеноваце было убито около 83 000 сербов. Сайт мемориального музея лагеря смерти сообщает, что по состоянию на март 2013 года были известны имена 83 145 жертв. Относительно схожие цифры количества погибших в Ясеноваце называет сайт Мемориального музея Холокоста, согласно его данным, в Ясеноваце погибло от 77 000 до 99 000 сербов, евреев, цыган и хорватов. В работах сербских историков называются гораздо большие цифры.

Согласно данным сайта Мемориального музея Ясеноваца, кроме сербов, евреев, цыган и хорватов в лагере также убивали боснийских мусульман, словенцев, словаков, чехов, украинцев, русинов, итальянцев, немцев, венгров, черногорцев, поляков и румын.

Архиерейский собор Сербской православной церкви прославил собор новомучеников Ясеновацких. Их имена включены в месяцеслов Русской Православной Церкви с установлением празднования их памяти 31 августа (13 сентября).

Во время распада Югославии территория концлагеря Ясеновац и устроенный там мемориал были временно заброшены. В ноябре 1991 года бывший заместитель директора мемориала Симо Брбар забрал музейные документы и перевёз их в Боснию и Герцеговину, где хранил их вплоть до того, как в 2001 году с помощью сил SFOR и тогдашнего руководства Республики Сербской передал в Американский мемориальный музей Холокоста.

В апреле 2005 года в Нью-Йорке был открыт памятник жертвам Ясеноваца — единственный публичный монумент в их память за пределами Балкан.

Мемориальный музей в самом Ясеноваце был вновь открыт в ноябре 2006 года. В нём представлена новая экспозиция, оформленная хорватским архитектором Хеленой Павер Ньирич, получившей за свою работу первый приз Загребского архитектурного салона 2006 года. Над экспозицией установлены стеклянные панели с именами погибших.

В 2015 году трагедии узников концлагеря Ясеновац был посвящён фильм «Югославия. Кровь за кровь» из 10-серийного цикла «Освобожденная Европа» (телеканал ОНТ, Республика Беларусь, режиссёр — Илья Баранов, авторы сценария — Борис Герстен, Вячеслав Бондаренко)

• Logor Jasenovac.JPG

  Памятник жертвам Ясеноваца

• Jasenovac victims.jpg

  Таблица с количеством жертв

• Voz Jasenovac.JPG

  Поезд, доставлявший узников в лагерь

• Манастир Јасеновац.jpg

  Монастырь Ясеновац, посвященный Ясеновацким новомученикам

См. также

• Список концлагерей Независимого Государства Хорватия
• Сербомолот
• Сербосек
• Памятник «Тополь ужаса»

Литература

• Марк Аурелио Ривели. Архиепископ геноцида. Монсеньор Степинац, Ватикан и усташская диктатура в Хорватии 1941−1945. — 2011. — 224 с. — ISBN 978-5-91399-020-4.
• Лукајић, Лазар. [www.jasenovac-info.com/biblioteka/Fratri_i_ustase_kolju.pdf Фратри и усташе кољу]. — Београд: Фонд за истраживање геноцида, 2005. — 672 с.
• Berger Egon. 44 mjeseca u Jasenovacu. — Zagreb: Graficki zavod Hrvatske, 1966. — 93 p.
• Dedijer Vladimir. Vatikan i Jasenovac. Dokumenti. — Beograd: Izdavacka radna organizacija «Rad», 1987.
• Mirkovic Jovan. Objavljeni izvori i literatura o jasenovačkim logorima. — Laktasi: Grafomark, 2000. — 555 p. — 500 экз.
• Popović Jovo. Suđenje Artukoviću i što nije rećeno. — Zagreb: Stvarnost Jugoart, 1986. — 199 с.
• Trivuncic Radovan. Jasenovac i jasenovački logori. — 1977. — 38 p.
• David Bruce Macdonald. [books.google.hr/books?id=kBjrJyen4FEC&dq=Jasenovac+Kočović&hl=hr&source=gbs_navlinks_s Balkan Holocausts?: Serbian and Croatian Victim Centered Propaganda and the War in Yugoslavia]. — Manchester University Press, 2002. — 308 p. — ISBN 0-7190-6466X.

Ссылки

• [www.jasenovac-info.com/ Сайт Комитета Священного архиерейского собора Сербской православной церкви по Ясеновацу] (серб.). Проверено 2 июля 2015.
• [www.jusp-jasenovac.hr/Default.aspx?sid=6468 Jasenovac memorial site] (англ.). Проверено 2 июля 2015.

Отрывок, характеризующий Ясеновац (лагерь смерти)

После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.