Жилинский, Арвид Янович

Арвид Янович Жилинский Arvīds Žilinskis
Дата рождения	18 (31) марта 1905(1905-03-31)
Место рождения	Саукская волость, Фридрихштадтский уезд, Курляндская губерния, Российская империя
Дата смерти	31 октября 1993(1993-10-31) (88 лет)
Место смерти	Рига, Латвия
Страна	Латвия Латвия СССР СССР
Профессии	композитор, педагог, пианист
Жанры	балет, опера, оперетта
Награды

Арвид Янович Жилинский (Арвидс Жилинскис) (латыш. Arvīds Žilinskis; 1905—1993) — латвийский советский композитор, пианист, педагог. Народный артист СССР (1983).

Биография

Арвид Жилинский родился 18 (31) марта 1905 года в Саукской волости (по другим источникам — в Сауке) (ныне в Виеситском крае, Латвия) в семье фермера Яна Жилинскиса и его жены Евы.

Во время Первой мировой войны семья переехала в Харьков, где в 1916—1918 годах Арвид обучался в Харьковском музыкальном училище по классу фортепиано. В 1927 году окончил Латвийскую консерваторирю (ныне Латвийская музыкальная академия имени Язепа Витола) (Рига) по классу фортепиано у Б. Рогге, в 1933 году — по классу композиции у Я. Витолса.

В 1927—1937 годах преподавал игру на фортепиано в Рижской народной консерватории, с 1937 года — в Латвийской консерватории (с 1947 года — доцент, с 1967 — профессор).

С 1927 года выступал как пианист.

Арвид Жилинский умер 31 октября 1993 года в Риге. Похоронен на Лесном кладбище.

Творчество

• оперы — «Золотой конь» (по пьесе Я. Pайниса, 1964), «Вей, ветерок» (по пьесе Я. Pайниса, 1969), «Майя и Пайя» (1980)
• музыкальные комедии — «В краю голубых озёр» (1954), «Тайна красного мрамора» (1970), «Только розы» (1977)
• оперетты — «Шесть маленьких барабанщиков» (по комедии A. Алунана, 1955), «Парни с янтарного моря» (1964)
• детские балеты — «Марите» (1941), «Спридитис» (по пьесе A. Бригадере, 1957), «Чиполлино» (по Дж. Pодари, 1970), «Волшебная птица Лолиты» (1974), «Кошкина мельница» (1987)
• кантаты — «Руки труда — две сестры» (сл. А. Веян, 1961), «Юность Октября» (сл. В. Руя), «О Ленине и латышских стрелках» (сл. Ю. Ванагса, 1970) и 3 других
• для оркестра — Балетная сюита (1947)
• для фортепиано с оркестром — концерты (1946, 1983)
• для валторны с оркестром — концерт (1985)
• для скрипки с оркестром — концертино (1956, 2 редакция — 1958)
• для голоса с оркестром — поэма-монолог «Памятник» (сл. Я. Плотниака, 1967)
• для фортепиано — 2 сонаты (1932, 1952), 5 сонатин (1947—1962), Картинки родины (1935—1940), Вариации (1931), Легенда (1932), Памяти (посвящена А. Калныньшу, 1952), Детские картинки (1952)
• для фагота и фортепиано — Лирическая соната (1965)
• сонатины с фортепиано — для тромбона (1964), кларнета (1966), гобоя (1968), английского рожка (1968)
• для голоса и фортепиано — циклы романсов: «Золотой обруч» (сл. Пурвс, 1964), «В ивах озера ветер поет» (сл. А. Григулиса, 1968), «Вечерние рассказы в селе»
• для хора — более 60 песен
• 250 романсов на слова А. Пушкина, Я. Грота, А. Рун, А. Силабриеде, А. Круклиса, Я. Плаудиса, Э. Залите и др.
• 200 песен для детей и молодежи (сл. Я. Райниса, 1947)
• 120 вокальных дуэтов
• пьесы для органа, скрипки, виолончели, валторны и фортепиано
• музыка для театра и кино
• обработки латышских народных песен

Награды и звания

• Заслуженный деятель искусств Латвийской ССР (1954)
• Народный артист Латвийской ССР (1965)
• Народный артист СССР (1983)
• Государственная премия Латвийской ССР (1967)
• Два ордена Трудового Красного Знамени (1956, 1975)

Память

Екабпилская музыкальная школа имени Арвида Жилинского проводит Международный конкурс для юных пианистов имени Арвида Жилинского.

Отрывок, характеризующий Жилинский, Арвид Янович

Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.