Земцов, Михаил Григорьевич
Михаил Григорьевич Земцов | |
Церковь Симеона и Анны в Санкт-Петербурге (М. Г. Земцов при участии И. Я. Бланка и Х. ван Болоса, 1731—1734). | |
Основные сведения | |
---|---|
Страна | |
Дата рождения | |
Место рождения | |
Дата смерти | |
Место смерти | |
Работы и достижения | |
Работал в городах |
Санкт-Петербург и пригороды |
Архитектурный стиль | |
Важнейшие постройки |
|
Михаи́л Григо́рьевич Земцо́в (1688, Москва — 28 сентября 1743, Санкт-Петербург) — русский архитектор, представитель раннего барокко.
Содержание
Биография
Учился при Оружейной палате в Москве. В Санкт-Петербурге с 1709 года; обучался итальянскому языку при губернской канцелярии.
С 1710 года по приказу Петра I назначен помощником и учеником Д. Трезини.
С 1719 года руководил застройкой Москвы в связи с отменой запрещения строить каменные сооружения. В 1720 году переведен из учеников в гезели. Был помощником у Леблона и Микетти.
В 1720—1722 годах работал в Ревеле заместителем Н. Микетти на строительстве Екатериненталя (Кадриорг). Начиная с весны 1721 года, всю постройку ведет один Земцов, который её и довел до конца.
В 1723 году ездил по работе в Стокгольм.
С 1723 года работал в Санкт-Петербурге по заказам двора.
В 1724 году получил звание архитектора. Обучал архитектуре И. Я. Бланка.
После казни П. М. Еропкина в 1740 году был прикомандирован к «Комиссии о Санкт-Петербургском строении» для редактирования и окончания трактата «Должность архитектурной экспедиции», в котором им, видимо, написаны главы: «Об архитектуре и архитекторах», «Что делать при строениях», «О должностях разных художеств мастеров, обращающихся при строениях», «Об Академии архитектурной». С 1741 года исполнял обязанности придворного архитектора Елизаветы Петровны. Первый русский архитектор Петербурга, воплотивший наряду с Трезини основные архитектурные замыслы Петра I.
Работал в Санкт-Петербурге, Царском Селе и Москве.
В 1742 году получил чин полковника. Имел архитектурную «команду».
Работы
- 1731—1734 год. Церковь Симеона и Анны в Санкт-Петербурге, освящена 27 января 1734 года. Для строительства шпиля был приглашён Х. ван Болос.[1] (сохранилась, частично перестроена).
- 1733—1737 год. Церковь Рождества Пресвятой Богородицы в Санкт-Петербурге. Церковь не сохранилась, авторство Земцова под вопросом.[2]
- 1734—1739 год. Руководство постройкой церкви для госпиталей на Выборгской стороне (проект Д. Трезини, принял к исполнению в связи со смертью автора) в Санкт-Петербурге. Здание доведено до архитрава, постройка остановлена из-за исчерпания сметы. До конца XVIII века церковь стояла недостроенной; в 1771 было решено отказаться от прежнего замысла; недостроенное церковное помещение позже приспособлено под аудитории Военно-Медицинской академии.
- Подзорный дворец Петра I (завершение строительства и отделка; автор проекта С. ван Звитен; утрачен)
- Проект павильона Эрмитаж в Екатерининском парке (Царское Село)
- Кавалерский и мастеровой дворы в Петергофе (1732 год)
- Каскад «Золотая гора» (Нижний парк Петергофа), совместно с Микетти
- Перестройка руинного каскада (Нижний парк Петергофа)
- Проект Аничкова Дворца
- Домик для ботика Петра Великого в Петропавловской крепости;
- 1743—1754 год. Спасо-Преображенский собор в Санкт-Петербурге. Храм возводился с 1743 по 1754 год. Михаил Земцов не дожил до окончания строительства, после его смерти работой руководил архитектор Пьетро Антонио Трезини, который несколько изменил проект. Храм не сохранился — был полностью перестроен после пожара 1825 года архитектором В. П. Стасовым[3].
Напишите отзыв о статье "Земцов, Михаил Григорьевич"
Литература
- Пилявский В. И., Славина Т. А., Тиц А. А. и др. История русской архитектуры. — М: Архитектура-С, 2004. — ISBN 5-274-01659-6. — ISBN 5-9647-0014-4.
- Иогансен М. В. Михаил Земцов (серия: Зодчие нашего города). — Л: Лениздат, 1975.
Примечания
- ↑ [www.webs.israelsp.ru/projects/_spb/spholswed/rus/p222.html Голландский Петербург: Харман ван Балес](недоступная ссылка — история). Проверено 16 февраля 2008. [web.archive.org/20080118050552/www.webs.israelsp.ru/projects/_spb/spholswed/rus/p222.html Архивировано из первоисточника 18 января 2008].
- ↑ Чеснокова А. Н. Парадный въезд в новую страницу // Невский проспект. — Л.: Лениздат, 1985. — 208 с. — (Туристу о Ленинграде).
- ↑ [encspb.ru/object/2804010365 Энциклопедия Санкт-Петербурга, В. В. Антонов]
Ссылки
- Земцов Михаил Григорьевич — статья из Большой советской энциклопедии.
- [arhitector.ucoz.ru/index/0-27 100 великих архитекторов — Михаил Григорьевич Земцов]
Отрывок, характеризующий Земцов, Михаил Григорьевич
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.