Зильберман, Давид Беньяминович

Давид Зильберман
Давид Бениаминович Зильберман
Давид Зильберман в Бостоне, 1976 г.
Дата рождения:	25 мая 1938(1938-05-25)
Место рождения:	Одесса, СССР
Дата смерти:	25 июля 1977(1977-07-25) (39 лет)
Место смерти:	Бостон, США
Язык(и) произведений:	русский, английский
Школа/традиция:	вне школ
Основные интересы:	индология, теоретическая социология, метафилософия,
Значительные идеи:	модальная методология
Оказавшие влияние:	Макс Вебер, Людвиг Витгенштейн, Юрий Левада
Испытавшие влияние:	Александр Пятигорский

Дави́д Беньями́нович Зильберма́н (англ. David B. Zilberman, 25 мая 1938, Одесса — 25 июля 1977, Бостон) — советский и американский философ, индолог, социолог культуры.

Биография

Родился в семье инженера в Одессе. Окончил школу с золотой медалью. Поступить в Политехнический институт не смог из-за еврейского происхождения. Получил техническое образование (Одесский гидрометеорологический институт, 1962), с 1962 по 1966 год по распределению работал метеорологом в аэропорту недалеко от Ашхабада, брал уроки санскрита у жившего в Ашхабаде переводчика «Махабхараты» Б. Л. Смирнова. При этом однако не разделял его теософские воззрения. Познакомился с астрономом К. Любарским, который позже стал известным деятелем правозащитного движения.

В 1966 году заболел болезнью Боровского и вернулся в Одессу. После выздоровления работал в различных организациях, в том числе патентоведом в «Черноморском ЦПКБ 3». Продолжал самостоятельные занятия философией и восточными языками, вступил в брак. Участвовал в работе философского кружка А. И. Уёмова в Одесском университете. Переводил с древнегреческого.

В 1968 году познакомился в Москве с Г. П. Щедровицким и по его рекомендации принят в аспирантуру Института конкретных социальных исследований АН СССР (научный руководитель — Ю. А. Левада). В аспирантские годы (до 1972) участвовал в семинарах Московского методологического кружка и в социологическом семинаре Ю. Н. Левады, переводил литературу по индуизму, публиковал статьи на ту же тему. Был автором нескольких статей в «Большой советской энциклопедии». Некоторые его переводы индийских философских текстов распространялись в самиздате. Диссертацию «к пониманию культурной традиции» по окончании аспирантуры защитить не удалось в связи с реорганизацией сектора (фактически, «разгоном» группы Ю. А. Левады).

В феврале 1972 г. открыл философский метод «модальная методология». Богатые возможности его применения стали одной из основных исследований Зильбермана в последующие годы. На основе этого метода разработал метод сравнения культурных традиций.

В связи с публикацией за рубежом статьи о каббале (1972) попал под особое наблюдение КГБ. После окончания аспирантуры был вынужден вернуться из Москвы в Одессу, не мог найти постоянную работу. Зарабатывал переводами с английского. В это же время начался «разгон» исследовательской группы Ю. А. Левады в ИКСИ, из-за чего официальная защита подготовленной Зильберманом диссертации оказалась невозможна. В ноябре 1973 года эмигрировал с семьёй в США.

Статьи в «Большой советской энциклопедии»

• «Индийская философия» (в соавторстве с А. Пятигорским. Том 10);
• «Культура» (в соавторстве с В. Межуевым. Том 10);
• «Йога» (в соавторстве с А. Пятигорским. Том 11);
• «Локайята» (том 16);
• «Мимамса» (том 16);
• «Нагарджуна» (том 15);
• «Ньяя» (том 18).

После эмиграции

С 1973 года жил в США, читал лекции по философии и антропологии в Нью-Йоркском университете, преподавал индийскую философию в университете Чикаго, последние два года жизни был профессором департамента истории идей Брандейского университета, жил в г. Ньютон. Читал лекции по истории индийской и западной философии. С помощью модальной методологии анализировал философские традиции классической Индии и европейскую философию Нового времени. Планировал проведение длительного исследования в Индии в 1977—1978 годах. Одновременно начал работу над фундаментальным исследованием советской философии (рукопись под названием «Московская школа методологии» осталась незаконченной). Продолжал интенсивную переписку с московскими коллегами и друзьями. Весной 1977 года сообщение о возможном увольнении профессора Зильбермана вызвало в Брандайском университете двухдневные студенческие волнения.

Погиб в дорожной аварии 25 июля 1977 г. Супруга — Елена Мичник-Зильберман и младшая дочь Александра Кертис-Зильберман в настоящее время живут во Флориде, старшая дочь Наталия Карни, живёт в Бостоне, сестра Раиса Зильберман, живёт в Чикаго. Ряд современных философов в Москве, Одессе и Санкт-Петербурге считают себя его учениками.

Наследие

Автор трудов по индийской философии, философии каббалы, современной социальной антропологии, философской эпистемологии, типологии культур по их отношению к традиции. Лишь малая их часть опубликована на английском и русском языках. Архив Зильбермана находится в Центре философии и истории науки Бостонского университета. Их исследованием и публикацией занимается сотрудница университета Елена Гурко. Рукописи, которые он не смог вывезти во время эмиграции, хранятся в личных архивах друзей Зильбермана в Москве и Санкт-Петербурге.

Диссертация

Наиболее объемной и законченной работой Зильбермана является его кандидатская диссертация по философии (фактически по теоретической социологии), подготовленная во время обучения в аспирантуре ИКСИ к конце 1971 года. Окончательный вариант назвался "К пониманию культурной традиции" Эта работа состоит из трёх больших разделов: в первом приводится критический анализ современных социологических и антропологических теорий культурной традиции; во второй представлена авторская концепция культурной традиции и методика её формализации; в третьей - типология шести типов культурных традиций. Защита диссертации не состоялась. Её текст Зильберман увёз в эмиграцию и позже использовал при подготовке англоязычных работ. В 2015 году диссертация вышла отдельным комментированным изданием под научной редакцией О. И Генисаретского и редакцией М. Немцева, А. Русакова, В. Федосеева.

Влияние

В период своего сравнительного краткого пребывания в Москве Зильберман активно общался с философами и социологами, входившими в разные сообщества. Среди его близких собеседников были Александр Пятигорский, Олег Генисаретский, Евгений Шифферс, Георгий Щедровицкий, Юрий Левада, Октябрина Волкова, Дмитрий Сегал. После эмиграции Зильберман поддерживал активную переписку с ними. Часть её опубликована В. И. Рокитянским вместе с письмами Зильбермана Ю. Леваде и Е. Шифферсу. Александр Пятигорский посвятил Зильберману одну из основных своих книг «Мышление и наблюдение», указав, что она написана в продолжение их диалогов в Москве в начале 1970-х гг.

Сочинения

• О возможности системного изучения логического мышления // Системный метод и современная наука. Вып. 1. Новосибирск, 1971. С. 138—147.
• [ecsocman.hse.ru/text/16527952/ Личность и культура в антропологии] Поля Радина. // Вопросы философии, 1971, № 6, С. 163—172.
• Социальная антропология: динамика развития и перспективы. // Вопросы философии, 1971, № 11, С. 154—163.
• [globalization.su/planet_in_changes/culture/asia/1153763014.html Миф о вестернизации Японии.] Культура. Между 1970 и 1972 гг. (Оформленный в виде статьи фрагмент кандидатской диссертации Э. Зильбермана).
• [psylib.org.ua/books/zilbd01/index.htm Откровение в адвайта-веданте как опыт семантической деструкции языка] // Вопросы философии,1972, № 5. C. 117—129.
• Индийская Философия. // Большая советская энциклопедия. (в соавт. с А. М. Пятигорским) — № 10, M., 1972.
• Культура. // Большая советская энциклопедия. (в соавт. с В. М. Межуевым) — № 10, M., 1972.
• Йога. // Большая советская энциклопедия. (в соавт. с А. М. Пятигорским) — № 11, M., 1972.
• The Kabbalah Mysticism and the Social Situation in Spain at the Close of the 15th Century — In: Jews in the USSR, London 1973.
• Локаята. // Большая советская энциклопедия. — № 14, M., 1973.
• Миманса. // Большая советская энциклопедия. — М., 1974.
• The Jewish Minority in the Soviet Ukraine. — in: Minutes of the Seminar in Ukrainian Studies, Harvard university. 1974, o. 6.
• Нагарджуна. // Большая советская энциклопедия. — № 17, M., 1975.
• Ньяя. // Большая советская энциклопедия. — № 18, M., 1975.
• A Critical Review of E.Conze’s translation of «The Large Sutra on Perfect Wisdom». — in: The Journal of Asian Studies, November, 1975.
• A Critical Review of D.Kalupahana’s «Causality: The Central Philosophy of Buddhism». — in: The Journal of Asian Studies, May, 1976.
• Iconic Calculus? — in: General Systems, vol. XXI, 1976, pp.183-186.
• Ethnography in Soviet Russia — in: Dialectical Anthropology, vol.1, no.2, Feb. 1976, pp. 135—153.
• The Emergence of Semiotics in India: Some Approaches to Understanding Laksana in Hindu and Buddhist Philosophical Usages. — in: Semiotica vol. 17, n. 3, 1976, pp. 255—265. (в соавт. с А. Пятигорским).
• Orthodox Ethic and the Matter of Communism. — in: Studies in Soviet Thought, vol. 17, 1977, pp. 341—419.
• The Post-Sociological Society. — In: Studies in the Soviet Thought, vol. 18, 1978, pp. 261—328.
• Приближающие рассуждения между тремя лицами о модальной методологии и сумме метафизик // Россия/Russia, Torino, 1980, № 4, С. 285—316.
• The Birth of Meaning in Hindu Thought. — Dordrecht; Boston: D. Reidel Pub.; Norwell: Kluwer Academic, 1988.
• Semantic Shifts in Epic Composition: On the «Modal» Poetics of the Mahab-harata. // Semiosis. — Michigan, 1984.
• К семиотике понимания типов культурных традиций. // Народы Азии и Африки, 1989, № 3, C. 128—142.
• Традиция как коммуникация: трансляция ценностей, письменность. // Вопросы философии, 1996, № 4, С. 76—105.
• [lyola.com/zilberman/zilberman1.htm Генезис значения в философии индуизма]. Пер. с англ. — М.: Эдиториал УРСС, 1998.
• Генисаретский О. И., Зильберман Д. Б. [prometa.ru/olegen/books/5 О возможности философии. Переписка 1972—1977 гг]. — М., 2002.
• Analogy in Indian and Western Philosophical Thought. — Dordrecht: Springer, 2006.

Монографические издания на русском языке

• Генезис значения в философии индуизма /пер. Е. Гурко. М: РОССПЭН, 1998.
• Православная этика и материя коммунизма / пер. с англ. Е Гурко под ред. С. А. Семенова; науч. ред. А. Митрофанова и М. Немцев. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2014.
• К пониманию культурной традиции. - М.: Российская политическая энциклопедия, 2015. - 623 с. ISBN 978-5-8243-1977-4 (Серия "Книга света")

Переводы

• Шанкара, «[psylib.org.ua/books/zilbd01/000/con11.htm Незаочное постижение]» (Перевод с санскрита, опубликован в журнале «Вопросы философии» 1975 № 5, с. 109—116).
• Инголлс Д. Введение в индийскую логику навья-ньяя / Отв. ред. В. А. Смирнов. М.: Наука, 1975 [книга вышла без указания имени переводчика].

Литература

• Annelis I. David B. Zilberman, 1938—1977 // Proceedings and Addresses of the American Philosophical Association, 1978, Vol. 51, no. 5, p. 585—586.
• Anellis I. The life and thought of David B. Zilberman // Studies in East European Thought, 1979, No. 20, p. 165—175.
• Пятигорский А. М. О философской работе Зильбермана [1980] // Он же. Избранные труды. — М., 1996, с.161-173.
• Annotated catalog of the David Zilberman archive / Helena Gourko, ed. — Boston: Boston University, Center for Philosophy and History of Science, 1994.
• Piatigorsky A. Preface — in: Zilberman D. Birth of Meaning in Hindu Thought / Robert S. Cohen (ed.) D. Reidel Publishing Company, 1988. P.xiii-xv
• Генисаретский О. И. Несколько слов о Давиде Зильбермане и его философствовании // Зильберман Д. К пониманию культурной таддиции. М.: РОССПЭН, 2015. С. 15-22.
• Гурко Е. Н. Модальная методология Давида Зильбермана. — Минск: Экономпресс, 2007.
• Гурко Е. Н. «Философология» Давида Зильбермана // Философия не кончается. Из истории отечественной философии XX века. Т. 2 / Под ред. В. А. Лекторского. М.. 1998. С. 671—691.
• Зильберман Р. Б. О возможности любви. Радость и горечь длиною в жизнь: история философа Давида Зильбермана. СПб.: Алетейя, 2015. 280 с. (Серия "Тела мысли").
• Левада Ю. Об авторе //Народы Азии и Африки. — 1989. — № 3. — C. 128—130. (Предисловие к публикации: Зильберман Д. К семиотике понимания типов культурных традиций. С. 130—142).
• Мелихов Г. В., Петрушин Е. С. [www.ksu.ru/uz/2009/151_1_gum_6.pdf Д. Зильберман о природе понимания в социальной антропологии (опыт проблемной реконструкции)] // Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. науки. — 2009. — Т. 151, кн. 1. — С. 44-50.
• Мичник-Зильберман Е. Биографические заметки о незаурядной жизни // Зильберман Д. К пониманию культурной таддиции. М.: РОССПЭН, 2015. С. 9-14.
• Немцев М. Ю. От социологии традиции к модальной методологии // Зильберман Д. К пониманию культурной таддиции. М.: РОССПЭН, 2015. С. 597-615.
• Немцев М. Ю. «Модальная методология» Давида Зильбермана и её герменевтическое значение // Труды Всероссийского семинара молодых учёных имени П. В. Копнина. (Серия 2): Труды ТГУ, Т. 268. Серия Философская. Томск: ТГУ, 2006. С. 111—114.
• Немцев М. Ю. [nsuem.academia.edu/MikhailNemtsev/Papers/940667/_._._2010_._About_philosophical_investigations_of_David_B._Zilberman_in_Russian_ К характеристике философских исследований Д. Б. Зильбермана] // «Наука. Философия. Общество». Материалы V Российского философского конгресса. Том II. Новосибирск, 2009. C. 134—135.
• Рокитянский В. Р. Примечания и комментарии // Генисаретский О. И., Зильберман Д. Б. О возможности философии: переписка 1972—1977 гг./ сост., прим., комм. В. Рокитянского. М.: Путь. 2001. С. 263 −350.

Ссылки

• [ecsocman.edu.ru/db/msg/127363.html Зильберман Давид Беньяминович (рус.)]
• [ariom.ru/wiki/DavidZil%27berman на сайте Лотоса (рус.)]

Отрывок, характеризующий Зильберман, Давид Беньяминович

– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.