Менцель, Иржи

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иржи Менцель»)
Перейти к: навигация, поиск
Иржи Менцель
чеш. Jiří Menzel

Менцель на Одесском международном кинофестивале, июль 2013 года
Дата рождения:

23 февраля 1938(1938-02-23) (86 лет)

Место рождения:

Прага, Чехословакия

Гражданство:

Чехия Чехия

Профессия:

кинорежиссёр, актёр, сценарист

Карьера:

1957 — наст.время

Направление:

новая волна

Награды:

Иржи Менцель (Йиржи Мензель, чеш. Jiří Menzel, 23 февраля 1938, Прага) — чешский кинорежиссёр, актёр, сценарист, один из главных представителей — наряду с Верой Хитиловой, Милошем Форманом и др. — новой волны в чешском кино 1960-х годов, которая во многом совпала с общим обновлением европейского кинематографа в тот период.





Биография

Сын писателя и журналиста Йозефа Менцеля. Увлекался театром и поступал в Академию музыкального искусства в Праге на театральный факультет, — но не был принят «за отсутствием необходимых данных».

Учился на отделении кино в мастерской Отакара Вавры вместе с Верой Хитиловой и другими будущими режиссёрами новой волны.

Дебютировал в 1960 году короткометражным фильмом «Панельные дома», снятом на 3-м курсе Академии. Режиссёра с первых работ отличало внимание к повседневной жизни во всей её неприкрашенности и алогизме.

Мировую славу ему принёс фильм «Поезда под особым наблюдением» (1966, по роману Б.Грабала, Оскар за лучший иностранный фильм, главный приз на Международном кинофестивале Мангейм — Хайдельберг, премия Британской академии кино и телевизионных искусств).

Впоследствии многие фильмы Менцеля были запрещены к показу официальными властями и появились на экранах лишь в 1990-х годах.

Выступал как актёр, в том числе в фильмах своих коллег по новой волне, снимался у Марты Месарош и Кшиштофа Занусси. Активно работал в театре.

Частичная фильмография

Признание

Напишите отзыв о статье "Менцель, Иржи"

Литература

  • Škvorecký J. Jiří Menzel and the history of the «Closely watched trains». Boulder: East European Monographs, 1982
  • Pošová K. Jiří Menzel. Praha: Český filmový ústav, 1992

Ссылки

  • Иржи Менцель (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [kinocenter.rsuh.ru/remencel.htm Иржи Менцель на сайте Киноцентра]
  • [www.cinematheque.ru/post/138527 Интервью с Иржи Менцелем на Синематеке]

Отрывок, характеризующий Менцель, Иржи

И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.