Ислам в Крыму

Ислам является одной из исторически значимых религий Крыма. В настоящее время ислам исповедует около 15 % жителей полуострова или порядка 300 тыс. человек. В большинстве своём это репатриировавшиеся крымские татары и их потомки, но также и азербайджанцы, турки, татары, узбеки и представители других диаспор традиционно мусульманских народов. Первые очаги последователей ислама появились в тогда ещё христианском (преимущественно православном) Крыму в ХI-ХII веках. В ХV веке Крым стал настоящим очагом распространения исламской цивилизации в Северном Причерноморье. После включения полуострова в состав Российской империи в 1783 году, эпоха безраздельного доминирование ислама в Крыму подошла к концу из-за демографических изменений и сложных миграционных процессов. После депортации 1940-х годов крымских татар, ислам на территории Крыма на некоторое время превратился фактически в мёртвую религию. Но к концу ХХ-ХХI веков ислам на полуострове начал возрождаться как демографически, так и институционально. В последние десятилетия некоторые исследователи отмечают тенденцию к формированию более радикальных^{[неавторитетный источник? 3149 дней]} ячеек в среде традиционно умеренного крымско-татарского ислама (ваххабиты, салафиты и прочие)^{[неавторитетный источник? 3149 дней]}.

Хронология

Развитие ислама в Крыму можно условно разделить на несколько исторических этапов: зарождение, становление, расцвет, оттеснение, упадок, исчезновение и возрождение.

Зарождение

Мифические предания крымских татар повествуют о двух пророках Мухаммеда по имени Малик Аштер и Гази Мансур, которые прибыли в Крым в VII веке с целью проповедования ислама. Конечно, в раннесредневековую эпоху, Крым представлял собой почти исключительно христианскую территорию, находившуюся под влиянием традиций Восточной Римской империи (Византии), а сам крымско-татарский этнос сложился не ранее ХV века. Поэтому, согласно более правдоподобным историческим источникам, ислам в Крым первыми принесли не арабы, а тюрки из Волжской Булгарии и Хорезма. После падения Константинополя в 1204 году и разорения Руси в 1220-х годах православные традиции крымского населения лишаются своих былых внешних опор. В 1230-х годах в степной Крым вторглись монголо-татары. Первую мечеть в Крыму воздвиг в 1262 г. выходец из Бухары в г. Солхат (ныне это Старый Крым), но до наших дней она не сохранилась. В целом, период становления ислама в Крыму был довольно долгим. В отличие от аравийских бедуинов, тюрки были гораздо менее фанатичными последователями ислама. Более того, довольно пёстрый этнокультурный состав Крыма в известной степени препятствовал его стремительной исламизации, хотя и не смог остановить её.

Становление

В первой половине XIII века Северный Крым вошёл в состав постепенно исламизирующейся Золотой Орды. В 20-х годаx XIV столетия хан Узбек сделал ислам государственной религией Золотой Орды. Сразу после этого знакового события в Крыму начинают открываются первые мусульманские учебные заведения — медресе. Самая древняя из них (мечеть и медресе хана Узбека в Солхате), основанная на втором году правления хана, в 1314 году, сохранилась до наших дней. В этот же период в Крыму появился один из первых исламских религиозно-философских текстов на персидском языке — комментарий к «Месневи» Джаляль ад-Дина ар-Руми. Его автором был Абу Бакр Каландар, однако его биография практически неизвестна. Языком Корана в Крыму стали арабский и персидский, хотя эти языки были практически непонятны основной массе крымско-татарского населения.

Расцвет

В 1470-х годах, после падения католической генуэзской Кафы и православно-арианского Феодоро, религиозная жизнь всех народов Крыма попала под сильное влияние турецкого ислама. Суннизм ханифитского получил в Крымском ханстве статус государственной религии, а турецкий султан был объявлен халифом всех мусульман-суннитов. Параллельно Крыму широкое распространились течения суфизма турецкого и кавказского направлений. После начала правления крымского хана Ислам-Гирея II (1584—1588) имя турецкого султана произносилось верующими в пятничной молитве перед именем хана. В этот период крымской истории гражданское право и судопроизводство ориентировалось на Коран и шариат, а семейное и наследственное право регулировались ими полностью.

При этом на ЮБК ислам начал распространяться довольно поздно — в XVII веке, и здесь долгое время сохранялись поселения с преобладнием христиан (напр. Никита).

В XVII—XVIII вв. крымские шейхи и улемы были широко известны на Северном Кавказе, где они служили проводниками исламизации горских народов. Особенно широко была известна Зинджирли-медресе, возникшая в предместьях Бахчисарая в 1 500 г. Мусульманское духовенство стало очень влиятельным. Росту этого влияния способствовали вакуфы, а также различные льготы со стороны крымских ханов и самого турецкого султана. К 1783 году в Крыму имелось более 1500 мечетей, действовали десятки медресе и текие. Несмотря на формальное право свободы вероисповедания, христиане подвергались дискриминации, а греческий язык практически вышел из употребления. 8 (19) апреля 1783 года Екатерина II подписала указ «О принятии полуострова Крымского, острова Тамань и всей Кубанской стороны, под Российскую Державу» , а 28 июня того же года подписала ещё один указ, в котором говорилось о необходимости «… определить надлежащее не скудное содержания мечетям и служащим в оных школах их и на другие тому подобные полезные дела»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). В первые десятилетия российской власти жизнь мусульман Крыма не претерпела практически никаких изменений. Даже наоборот, продолжался рост числа мечетей (до 1 600) и географического влияние крымско-мусульманского духовенства. Так в 1788 году Российская империя создала Таврическое магометанское духовное правление (ТМДП), влияние которого, кроме самого Крыма, теперь распространялось на всех мусульман российских Польши и Литвы.

Оттеснение

Несмотря на то что внешняя благосклонность в отношении крымских мусульман сохранялась, её административный аппарат встал на путь постепенного ограничения финансовых потоков, поддерживающих мусульманскую инфраструктуру. В своё время мусульманские чиновники и военные фактически оставили христиан без средств к поддержанию православных институтов в Крыму путём внедрения таких понятий как вакуф и джизья. Похожим образом и царские чиновники, пользуясь безграмотностью большинства населения Крыма, начали проводить политику ослабления вакуфа. Мухаджирство татар в Османскую империю и приток большого количества христиан ещё более усилили этот процесс. К 1914 году на полуострове осталось уже только 729 мечетей, а численность мусульманского духовенства сократилась более чем в пять раз до 942 человек.

Литература

• Григорьянц В. Следами Пророка / В. Григорьянц // Крым. — 2001. — № 1.

Отрывок, характеризующий Ислам в Крыму

Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.