Клеомброт II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Клеомброт II
др.-греч. Κλεόμβροτος Β΄<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Клеомброт и Хилония</td></tr>

Царь Спарты
243 до н. э. — 241 до н. э.
Предшественник: Леонид II
Преемник: Леонид II
 
Род: Агиады
Дети: Агесиполид[de], Клеомен[de]

Клеомброт II (др.-греч. Κλεόμβροτος Β΄) — спартанский царь династии Агиадов, правивший в 243—241 годах до н. э. Зять царя Леонида II.



Биография

Клеомброт II был женат на дочери Леонида II, главного противника реформ Агиса IV, царя из династии Еврипонтидов. Эфоры, лояльные Агису IV, в 243 году до н. э. привлекли Леонида к суду, а на его место уговорили взойти Клеомброта. Тот тоже был из рода Агиадов, но поддерживал реформы Агиса. Леонид укрылся в храме Афины Меднодомной вместе с дочерью, оставившей Клеомброта. Царь получил вызов в суд, но не вышел из храма, и тогда спартанцы передали престол Клеомброту.

Во время своего короткого правления Клеомброт II поддержал все начинания Агиса IV, благодаря чему начались проводиться радикальные реформы кассации долгов и национализации земли. Передел земли был заторможен крупными землевладельцами. Недовольные реформами, они в 241 году до н. э. вернули на царствование Леонида II. Клеомброту пришлось искать убежище в святилище Посейдона[1].

Напишите отзыв о статье "Клеомброт II"

Примечания

Отрывок, характеризующий Клеомброт II

Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.