Кремлёв, Илья Львович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Илья Кремлёв
Имя при рождении:

Илья Львович Шехтман

Псевдонимы:

Кремлёв-Свен, Свэн

Место рождения:

Молодечно,
Виленская губерния,
Российская империя

Место смерти:

Москва, СССР

Род деятельности:

прозаик, поэт, драматург, журналист

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

проза, стихотворение, рассказ, сатира, пьеса, фантастика, роман

Язык произведений:

русский

Дебют:

1916

Награды:

Илья Львович Кремлёв (настоящая фамилия — Шехтман; также печатался под псевдонимами Кремлёв-Свен, Свэн; 18971971) — русский советский прозаик и поэт, драматург, писатель-фантаст, журналист.



Биография

Родился 20 июля (1 августа) 1897 года в Молодечно (ныне Минская область, Беларусь), поступал в Одесское художественное училище и на юридический факультет Московского университета, но в основном занимался живописью, писал футуристические стихотворения. В студенческие годы тяжело заболел туберкулёзом, поступил на работу в земский союз, учился во Владимирском военное училище, в 1918—1920 годах служил в РККА в Закавказье.

Печататься начал с 1916 года. После недолгой работы в управлении делами ЦК ВКП(б) стал профессиональным писателем, совмещая литературу с журналистской работой. Исключён из партии и отдан под суд «за незаконное хранение» именного маузера (в результате чего был отлучён от литературы).

В Великую Отечественную войну служил во фронтовых газетах «Боевое знамя», «Вперёд». Майор административной службы.

Умер 17 декабря 1971 года. Похоронен в Москве на Новом Донском кладбище.

Творчество

В конце 1920-х — начале 1930-х годов обращался в своём творчестве к научной фантастике. Наиболее значительное произведение писателя в этом жанре — утопический роман «Город энтузиастов» (1930; 1931 — в соавторстве с М. Козыревым); после ареста последнего одна из ярких утопий довоенной советской фантастики была изъята из библиотек и книгохранилищ. Кремлёв (под псевдонимом Свэн) написал ещё ряд пародийных рассказов сатирической фантатстики — «В Совдепии» (1926), «Грядущий мир» (1922), «На Марс» (1921), «Приключения Самоеда: фантастический роман» (1927), и (в соавторстве с А. П. Григоровичем) «сатирические хроники» — «Чудо на сырых болотах» (1928). Также автор пьесы «Крепость на Волге» (поставлена в Государственном академическом театре им. Е. Вахтангова).

Роман-трилогия «Большевики» (части «Две семьи», «Волки», «Солдаты революции»), действие которого начинается на фронтах Первой мировой войны, разворачивается во время Февральской и Октябрьской революций, корниловского мятежа и гражданской войны, а заканчивается разгромом Кронштадтского восстания, последнее крупное произведение писателя. Наряду с вымышленными героями в романе действуют реальные исторические лица: Николай II, министры царского и временного правительств (Б. В. Штюрмер, И. Л. Горемыкин, А. Д. Протопопов, А. Ф. Керенский, М. И. Терещенко, Б. В. Савинков), генералы А. С. Лукомский, А. Е. Эверт, Л. Г. Корнилов, П. Н. Краснов, А. М. Крымов, А. И. Деникин, министр вооружений Франции Альбер Тома, послы Великобритании Дж. Бьюкенен и Б. Локкарт, Сидней Рейли, В. И. Ленин, Троцкий, Я. М. Свердлов, Ф. Э. Дзержинский, С. М. Киров, А .Д. Цюрупа, Я. Г. Блюмкин, А. Г. Шляпников, Г. А. Атарбеков и другие. (Москва, «Советский писатель» 1956).

Напишите отзыв о статье "Кремлёв, Илья Львович"

Литература

  • [cpllindengrove.com/AUTHORS/K/KREMLEV.I/KREMLEV.HTM Кремлёв, Илья Львович] // Энциклопедия фантастики: Кто есть кто / Под ред. Вл. Гакова. — Минск: ИКО «Галаксиас», 1995. — 694 с. — ISBN 985-6269-01-6.


Отрывок, характеризующий Кремлёв, Илья Львович

– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»