Крыжановский, Сергей Ефимович

Сергей Ефимович Крыжановский
государственный секретарь
20 октября 1911 — 3 апреля 1917
Предшественник:	А. А. Макаров
Преемник:	нет
Отец:	Ефимий Михайлович Крыжановский
Супруга:	Щербатская Мария Ипполитовна, сестра Ф. И. Щербатского.
Образование:	Санкт-Петербургский университет
Награды:	Орден Св. Анны III ст. (1893) Орден Святого Станислава II ст. (1897) Орден Св. Владимира III ст. (1906) Орден Св. Анны I ст. (1909) Орден «За гражданские заслуги» (Болгария) I ст. (1911) Орден Св. Владимира II ст. (1914)

Сергей Ефимович Крыжановский (29 августа (10 сентября) 1862, Киев — 12 января 1935, Париж) — русский государственный деятель, юрист. Тайный советник (1907), статс-секретарь его императорского величества (1916). Автор и разработчик ряда важнейших государственных актов, в том числе избирательных законов 1905 и 1907 годов. Государственный секретарь в 1911—1917 годах. Редактор «Русской летописи».

Учеба и начало служебной деятельности

Родился в семье чиновника Е. М. Крыжановского. В 1880 году начал учебу на юридическом факультете Московского университета, но в последующем перешел на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. В студенческие годы принадлежал к радикальному кружку В. И. Вернадского, И. М. Гревса. В 1888 г. по политическому делу В. В. Водовозова приговорен в административном порядке к двум неделям тюремного заключения.

С 1885 занимал разные должности: определен кандидатом на судебные должности при Петербургском окружном суде с откомандированием в 3-е уголовное отделение, был помощником секретаря 3-го уголовного отделения суда, заведовал 3-м следственным участком Петербурга. В 1889 г. становится товарищем прокурора Великолуцкого окружного суда, через полгода товарищ прокурора Рижского окружного суда, а через некоторое время Петербургского окружного суда.

Работа в Министерстве внутренних дел

С назначения в 1896 году начальником отделения хозяйственного департамента Министерства внутренних дел, ведавшего земскими и городскими делами, начался важнейший этап биографии Крыжановского. В 1899 году он был назначен чиновником особых поручений V класса при Министерстве внутренних дел и командирован в тарифный комитет при Министерстве финансов. Инспектировал и проверял государственные структуры по различным направлениям, например, по вопросу о преобразовании портовых сборов, принятию мер по оздоровлению города Астрахани, постройке новых железных дорог и др.

В 1901 году назначается вице-директором хозяйственного департамента Министерства внутренних дел, в 1905 году — помощником начальника главного управления по делам местного хозяйства Министерства внутренних дел, в 1906—1911 годах — товарищем министра внутренних дел, в 1907 году становится тайным советником и сенатором с оставлением в должности товарища министра. Крыжановский принимал деятельное участие в комиссиях по выделению Холмской губернии из Царства Польского и по выделению двух приходов из Выборгской губернии. Был соратником П. А. Столыпина.

Эмиграция

После Февральской революции был арестован, но вскоре освобожден, 3 апреля 1917 года подал прошение об отставке. 10 июля 1917 года был допрошен Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства. В начале 1918 г. эмигрировал в Финляндию, в июле 1918 г. перебрался в Киев, где входил в Совет государственного объединения России, получил личное приглашение гетмана П. П. Скоропадского участвовать в правительстве, но ответил отказом. В 1919 году выехал в Одессу, оттуда — в Константинополь, а в 1920 году — в Париж, где с 1921 по 1925 год редактировал исторический сборник монархического направления «Русская летопись», посвященный дореволюционной России и её деятелям. Был одним из учредителей и председателей правления Союза ревнителей памяти императора Николая II.

Крыжановский в воспоминаниях современников

В. Ф. Джунковский в своих воспоминаниях отозвался о Крыжановском так: «…С. Е. Крыжановский, весьма талантливый, умный, бывший в то время товарищем министра внутренних дел и правой рукой Столыпина. Крыжановский отлично знал все слабые стороны характера Столыпина и очень умело и ловко ими пользовался для достижения тех или иных целей. По уму он был выше Столыпина, все смелые законопроекты, все распоряжения, как-то: закон 3 июня, земства в Западных губерниях, ограничения евреям и т. д. — все они инспирировались Крыжановским, который был их автором, но провести эти законы Крыжановский бы не мог, у него на это не хватило бы храбрости открыть забрало. Столыпин же, если так можно выразиться, был на это ходок, он был храбрый, смелый человек, открытый, и проводил он все эти „страшные“ законы со свойственной ему настойчивостью. Таким образом, Крыжановский являлся ему незаменимым подручным. К сожалению, Крыжановский, будучи по уму на голову выше Столыпина, по нравственным своим качествам стоял неизмеримо ниже. Он пользовался часто некрасивыми приемами, компрометировавшими Столыпина.»

Источники

• Михайловский М. Г. Государственный совет Российской империи. Государственные секретари. // Вестник Совета Федерации. 2008. [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080818155340.pdf 8-9].

Отрывок, характеризующий Крыжановский, Сергей Ефимович

– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]