Леонидов, Павел Леонидович
Павел Леонидович Леонидов (25 сентября 1927, Москва — 1984, Нью-Йорк) — советский музыкальный администратор, импресарио, поэт-песенник, мемуарист. Легендарная фигура советской эстрады 1960—1970-х годов.
Биография
Павел Леонидов родился в 1927 году в семье театрального актёра Леонида Леонидова (настоящая фамилия — Рабинович) и его жены, Елены Львовны Левиной (дочери известного врача-терапевта Льва Григорьевича Левина, расстрелянного по обвинению в убийстве А. М. Горького). Рос в Ленинграде. Начиная с 1950-х годов работал конферансье и концертным администратором, вскоре превратившись в самого известного отечественного эстрадного организатора, часто именуемого «единственным советским импресарио». В этой роли стал первооткрывателем многих звёзд советской эстрады периода 1960—1970-х годов. Среди прочих, П. Л. Леонидов был администратором Иосифа Кобзона, Вадима Мулермана, Валерия Ободзинского, Ларисы Мондрус, Владимира Высоцкого, Евгения Мартынова, Аллы Йошпе, Стахана Рахимова, Клавдии Шульженко, Марка Бернеса, Гелены Великановой, Олега Ухналёва, Анатолия Днепрова, «Весёлых ребят».
П. Л. Леонидов — автор стихов к многочисленным песням, созданным различными композиторами для этих исполнителей. Среди них: «Так повелось» (музыка М. Фрадкина) и «Петь для России» (музыка Д. Ашкенази) для Клавдии Шульженко; «Звёзды России» (музыка М. Фрадкина) для Иосифа Кобзона (исполнялась также Людмилой Зыкиной); «А море спит», «Целый мир», «Ока», «Веточка рябины», «Звёзды на лугу» на музыку и в исполнении своего зятя Анатолия Днепрова («Веточку рябины» исполняла впоследствии София Ротару); «Первый дождь, первый снег» (музыка И. Гранова) и «Романтика» для вокально-инструментального ансамбля «Голубые гитары»; «Школьный бал» (музыка С. Дьячкова), «Песня моя, песня» (музыка О. Иванова) для ансамбля «Весёлые ребята», «Всё мы терпим от любимых» (музыка С. Березина) для вокально-инструментального ансамбля «Самоцветы»; «В шестнадцать лет», «Моя любовь», «Вот день настал», «Когда был май» на музыку и в исполнении Евгения Мартынова; «Когда приходит любовь» (музыка А. Экимяна) для Муслима Магомаева; «Память» (музыка Ю. Саульского), «Без любви» (музыка Ю. Саульского), «Анюта» (музыка Б. Ренского), «Тополиный пух» (музыка Ю. Саульского) для Вадима Мулермана (последнюю также исполнял ВИА «Поющие сердца»); «Так и будет» (музыка Б. Ренского), «Встреча» (музыка А. Тартаковского), «Любовь возвратится к тебе» (музыка А. Нестерова), «Только „да“» (музыка Бориса Ренского), «Это я» (музыка Б. Ренского), «Что-то случилось» (музыка Б. Ренского) для Валерия Ободзинского; «Снежинка» (музыка Ю. Саульского), «Песенка из детства» (музыка Б. Ренского), «Зайчик на стене» (музыка Б. Ренского), «Листопад» (музыка И. Якушенко) для Ларисы Мондрус («Снежинка» впоследствии исполнялась ВИА «Самоцветы»); «Станция конечная» (музыка Ю. Саульского) для Валентины Толкуновой; «Берёзы стонут» на музыку и в исполнении Людмилы Гурченко; «Третий день» и «Белая метель» на музыку и в исполнении Юрия Антонова; «Отгремели раскаты боёв» (музыка и слова Павла Леонидова) для Владимира Высоцкого.
До своего отъезда в США в середине 1970-х годов работал режиссёром московского Театра эстрады. Осенью 1979 года вместе с Виктором Шульманом был одним из импресарио во время североамериканских гастролей своего племянника Владимира Высоцкого.
В последние годы жизни Павел Леонидов издал в Нью-Йорке три книги документальной прозы мемуарного характера: повести «Операция „Возвращение“» (1981) и «Переулок Лебяжий» (1982), воспоминания «Владимир Высоцкий и другие» (1983).
Семья
- Жена — Ольга Петровна Орлова.
- Старшая дочь — поэт-песенник и радиоведущая[1] Ольга Павловна Гросс (псевдоним Ольга Павлова, род. 1952), автор совместных песен со своим мужем (с 1973 года) — эстрадным певцом Анатолием Семёновичем Днепровым (настоящая фамилия Гросс).[2] Внуки — российский бизнесмен-домейнер Филипп Анатольевич Гросс (совладелец крупнейшего российского регистратора доменных имён REG.RU) и домейнер Павел Анатольевич Гросс, внучка — юрист Елена Анатольевна Гросс.
- Зять (муж младшей дочери, преподавателя английского языка в Плехановской академии и в Российском отделении школы бизнеса MBA Ирины Павловны Шульц) — фотохудожник Вадим Константинович Шульц. Внучки — психолог-педагог Татьяна Вадимовна Шульц и администратор гостиницы Ritz-Carlton в Москве Ольга Вадимовна Шульц.
- Двоюродный брат (сын сводной сестры матери) — журналист и писатель Алексей Владимирович Высоцкий. Двоюродные племянник и племянница П. Л. Леонидова — поэт, актёр и автор-исполнитель песен Владимир Семёнович Высоцкий и детская писательница Ирэна Алексеевна Высоцкая.[3]
Книги П. Л. Леонидова
- Операция «Возвращение»: повесть. Нью-Йорк: Русское книгоиздательство, 1981.
- Переулок Лебяжий. Художник — Михаил Шемякин. Нью-Йорк: Русское книгоиздательство, 1982.
- Владимир Высоцкий и другие. Нью-Йорк: Русское книгоиздательство, 1983; с подзаголовком «Средство от себя» — Красноярск: Красноярец, 1992.
Образ Леонидова в кино
В фильме 2011 года «Высоцкий. Спасибо, что живой» роль Павла Леонидова исполнил его однофамилец Максим Леонидов.
Напишите отзыв о статье "Леонидов, Павел Леонидович"
Примечания
- ↑ Радио Шансон и Радио России, передачи «Без грима», «Кафе Шансон представляет» и «Музыкальная дуэль» (см. [shapiro.ru/photoalbum/radio/img/md-troe.jpg фото], [archive.is/20120711203613/img253.imageshack.us/img253/5746/74113720pd8.jpg здесь] [www.ogni.ru/img/people/pavlova.jpg и здесь])
- ↑ Такие песни как «Россия», «Как дела, Америка», «Окаянная», «Признание с поручиком Голицыным», «Не пойму», «Как нам дальше жить», «Ах, как жаль», «Адрес—Русь», «Мама выходит замуж», «Ты только мне не прекословь», «Ах, какие белые на синем», «Возвратите любовь», «Еврейский мальчик».
- ↑ [7days.ru/caravan-collection/2012/4/irena-vysotskaya-moy-znamenityy-brat/12.htm Ирэна Высоцкая «Мой знаменитый брат»]
Отрывок, характеризующий Леонидов, Павел Леонидович
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
