Лопухин, Виктор Александрович
Виктор Александрович Лопухин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 31 декабря 1909 — 28 февраля 1911 | |||
| Предшественник: | Александр Владимирович Болотов | ||
| Преемник: | Иван Францевич Кошко | ||
| |||
| 28 февраля 1911 — 14 января 1913 | |||
| Предшественник: | Пётр Петрович Башилов | ||
| Преемник: | Михаил Владимирович Иславин | ||
| |||
| 31 декабря 1912 — 1914 | |||
| Предшественник: | Дмитрий Дмитриевич Кобеко | ||
| Преемник: | Александр Николаевич Тройницкий | ||
| |||
| 1914 — 1915 | |||
| Предшественник: | Яков Дмитриевич Бологовский | ||
| Преемник: | Владимир Митрофанович Страхов | ||
| Рождение: | 2 (14) ноября 1868 | ||
| Смерть: | 1933 Бутырская тюрьма Москва | ||
| Отец: | Александр Алексеевич Лопухин | ||
| Мать: | Елизавета Дмитриевна, урождённая Голохвастова | ||
Ви́ктор Алекса́ндрович Лопухи́н (2 (14) ноября 1868 — март 1933, Бутырская тюрьма Москва) — действительный статский советник (1911) из рода Лопухиных, глава ряда губерний.
Содержание
Биография
Виктор Александрович родился в семье камергера Александра Алексеевича (1839—1895) и Елизаветы Дмитриевны, урождённой Голохвастовой (1841—1909). Имел двух братьев: Алексея и Дмитрия.
Получил образование в Владикавказской классической гимназии. Окончил Николаевское кавалерийское училище. С 31 августа 1890 года по 11 июля 1894 года находился на военной службе.
С марта 1895 года Лопухин на должности младшего чиновника особых поручений при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе, через четыре года — сверхштатный старший чиновник особых поручений при Виленском, Ковенском и Гродненском генерал-губернаторе, занимающимся ревизиями. С 7 апреля 1899 по 1902 годы — паневежский уездный предводитель дворянства. 5 ноября 1904 года назначен вице-губернатором в Екатеринослав, в июне 1906 года — в Тулу.
31 декабря 1909 года назначен пермским губернатором. В этот период участвовал в подготовке Пермской губернии к трем юбилеям — 50-летию отмены крепостного права (1911), 100-летию Отечественной войны(1912), 300-летию дома Романовых (1913). Летом 1910 года Лопухин принимал меры по нераспространению эпидемии холеры в губернии: по его распоряжению было проверено санитарное состояние городов, закрыты торговые заведения, нарушавшие санитарные нормы, оборудованы специальные бараки для заболевших. 28 февраля 1911 года покинул пост, отправившись на лечение.
В 1911 году назначен губернатором Новгородской губернии. В период губернаторства уделял внимание развитию кустарных промыслов, содействовал открытию в Новгороде низшей ремесленной школы, присутствовал на открытии ремесленных классов. В. А. Лопухин утвердил постановления о соблюдении санитарных норм и порядка, о борьбе с хулиганством. Участвовал в открытии XV Археологического съезда в Новгороде, где выступил с рефератом «О месте заточении Михаила Никитича Романова».
В декабре 1912 года действительный статский советник Лопухин переведён на должность губернатора Тульской губернии. В это время исполнял обязанности председателя местного управления Российского Общества Красного Креста, президента Тульского общества поощрения коннозаводства, принимал участие в деятельности общины сестёр милосердия во имя Казанской Божьей Матери и общества хоругвеносцев[1]..
В 1914—1915 годах — вологодский губернатор. В это время он был активным участником Комитета по реставрации Ферапонтова монастыря.
С 1915 года — член Совета министра внутренних дел, спустя два года в феврале 1917 года был уволен с формулировкой «по болезни».
После революции остался на родине. Считался погибшим в годы гражданской войны, но это оказалось ошибкой. Жил под Москвой. 6 февраля 1933 года арестован органами ОГПУ по обвинению в антисоветской агитации, содержался в Бутырской тюрьме, где и скончался. Реабилитирован в 1993 году.
Семья
Будучи чиновником по особым поручениям в Киеве, Лопухин завел роман с замужнею еврейкою, Ниной Исидоровной Гессен (1868—1929; родной сестрой историка Ю. И. Гессена), развел её с мужем и, по словам современника, женился не столько на ней, сколько на её состоянии, хотя и не чересчур большом, но для начала достаточном. Брак окончился разводом.
Вторым браком (с 06.07.1920 года) был женат на Надежде Николаевне Бахрушиной (1887—1927), дочери купца I гильдии Николая Петровича Бахрушина (1854—1927) и его жены Любови Сергеевны Перловой (1864—1912). От этого брака двое сыновей — Георгий (1921—2009) и Александр (р. в 1922).
Напишите отзыв о статье "Лопухин, Виктор Александрович"
Примечания
- ↑ Чернопятов В. И. Дворянское сословие Тульской губернии. Т. 3 (12). Ч. 6. М., [1909]. 48 с.; Т. 4 (13). 1910; Т. IX (XVIII). М, 1912.,дополнения
Литература
- Лопухины // БРЭ / С. Л. Кравец. — М: БРЭ, 2011. — Т. 18. — С. 41. — 767 с. — 60 000 экз. — ISBN 978-5-85270-351-4.
Ссылки
- [ru.rodovid.org/wk/Запись:285270 Лопухин, Виктор Александрович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
- [www.reglib.natm.ru/xv/htmls/xvi.html Участники съезда]
- [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1804011757 Лопухин Виктор Александрович]
Отрывок, характеризующий Лопухин, Виктор Александрович
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
