Лугальзагеси
| Лугальзагеси | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Гражданство: | |
Лугальзагеси (шум. «Царь блестящий») — энси Уммы, лугаль Урука и «лугаль Страны (Калама)», правил приблизительно в 2336 — 2311 годах до н. э.
Единственный представитель третьей династии Урука. Отец Лугальзагеси U-U (написание его имени не поддаётся прочтению, условно читается как Укуш или Кушкуш, а может быть правильнее Бубу), был волхвом или шаманом (ишиб) в Умме, а сам Лугальзагеси получил и этот титул и титул энси Уммы. Но были ли они оба в родстве с предшествующим правителем Уммы Илем — неизвестно.
Содержание
Объединение Уммы и Урука
При Лугальзагеси произошло объединение Уммы с Уруком, столицей нового государства стал город Урук. Мы не знаем, при каких обстоятельствах Лугальзагеси получил власть в Уруке; было ли это в силу родства с правящим домом в Уруке (на что может указывать сходство его имени по типу с именами последних владетелей Урука из II династии), в силу завоевания или по другим причинам; и какую роль тут играл Адаб, которому «Царский список» приписывает победу над Уруком.
Объединение Шумера
В одной своей надписи из Ниппура Лугальзагеси называет себя уже «эном Урука, лугалем Ура», следовательно, он после Урука овладел сначала Уром, а затем и Ниппуром. Признание его Ниппуром было огромной политической и не меньшей стратегической победой, ибо отдавало в руки Лугальзагеси все города по нижнему течению Евфрата и Итурунгалю. С этих пор Лугальзагеси стал называть себя «лугалем Урука и лугалем Страны» (таков титул в его стандартной надписи, дошедшей до нас в нескольких экземплярах).
В числе городов над которыми он господствовал, в этой надписи названы также Ларса[м] (часть нома Урук), Эреду (часть нома Ур) и Адаб. На очереди теперь стояла война с Кишем, господствующим над сетью северных каналов. Около 2316 г. до н. э. Киш, где в это время правил Ур-Забаба, был разгромлен. Война Лугальзагеси с Лагашем, длившаяся несколько лет, окончилась захватом доброй половины территории Уруинимгины и упадком остальной части его государства (ок. 2312 г. до н. э.).
Обстановка в Междуречье
В своей упоминающейся уже стандартной надписи он утверждал, что Энлиль «от Нижнего моря (Персидского залива), по Тигру и Евфрату, до Верхнего (Средиземного моря) предоставил ему путь». Правда это не значит, что его войска прошли по Тигру и Евфрату от Персидского залива до Средиземного моря: на Тигре путь к заливу преграждал до конца не покоренный Лагаш, а на Евфрате надписи Лугальзагеси не называют ни одного завоеванного города не только севернее Киша, но даже и на каналах северной части Южного Двуречья.
Мы знаем, что IV династия Киша ещё долго не прекращала своего существования и, что город Мари на среднем Евфрате в это время попал под власть сирийского государства Эблы. Весьма вероятно, что правители Киша и, возможно, гораздо более северных городов присылали Лугальзагеси дары и пропускали его торговых посредников к серебряным и медным рудникам и кедровым лесам севера. О ввозе кедра говорит надпись некого Мескигалы, который примерно в это время был энси в Адабе.
Личная уния Лугальзагеси
Однако само государство Лугальзагеси фактически объединяло лишь города по течению Евфрата ниже нынешнего городища Абу-Салабих, что чуть севернее Ниппура, а также города по Итурунгалю. Но даже и на этой территории Лугальзагеси не пытался создать единое государство. Номы входившие в состав его государства непосредственно управлялись местными правителями, а Лугальзагеси был лишь выбран в каждом номе верховным жрецом. Иначе говоря, он сам подчинялся властям отдельных номов, а его государство представляло, таким образом, только конфедерацию номов, объединённых персоной общего верховного жреца в порядке личной унии.
Причём, судя по надписи, не Лугальзагеси ставил на власть энси отдельных городов, а они его. Возможно, даже в родной Умме он сохранял за собой только звание «волхва» (ишиб) богини Нисабы, а в качестве энси действовало другое лицо, возможно некий Мес-э, упоминаемый совместно с Лугальзагесси в надписи Саргона Древнего. Надпись Саргона говорит и о каком-то «человеке (то есть правителе) Ура».
Война с Саргоном Древним
Между тем Лугальзагеси пришлось столкнуться с Саргоном Древним, царем Аккаде. Более поздний текст о войне Лугальзагеси с Саргоном повествует, что за Лугальзагеси шло 50 энси. Цифра, разумеется, округлена[1], но, по-видимому, в этой схватке многие местные правители оставались долгое время верными Лугальзагеси, а это в свою очередь означает, что его верховная власть не была слишком тяжёлой.
Сначала Саргон предложил Лугальзагеси породниться с ним путём дипломатического брака. Лугальзагеси отказал. Тогда Саргон перешёл к военным действиям и быстро разгромил своего противника. Лугальзагеси был взят в плен, отправлен в клетке для собак в Ниппур и в медных оковах проведён в торжественной процессии через ворота бога Энлиля, после чего его, вероятно, казнили.
Правил Лугальзагеси, согласно «Царскому списку», 25 лет.
Напишите отзыв о статье "Лугальзагеси"
Примечания
- ↑ В это время в Шумере существовали следующие города: Эреду с Кубари, Ур, Урук, Ларса с Куталлой, Адаб, Шуруппак, Кисура, Умма, Лагаш, Уруа, Мишиме, Аз, Забалам, Мар, Казаллу, Сиппар, Аккаде, Упи—Акшак, Эшнунна, Тутуб, Дер, Нинниэш, Ларак, Марад, Ниппур, Актаб, Дур-Суэн, Куту, Киш с Хурсанг-каламой, Вавилон, Баб-Тибира, Аван и некоторые другие, но не все они могли иметь самостоятельных правителей и, наверняка, не все выступали на стороне Лугальзагеси. Если даже учесть, что некоторые города мы, несомненно, не знаем, и что, вероятно, в коалиции участвовали города Элама и побережья Персидского залива — всё равно цифра в 50 энси выступающих на стороне Лугальзагеси несомненно завышена.
Литература
- История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 1. Месопотамия / Под редакцией И. М. Дьяконова. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1983. — 534 с. — 25 050 экз.
- Белицкий Мариан. [www.e-reading.org.ua/bookreader.php/133285/Belickiii_-_Shumery._Zabytyii_mir.html Шумеры.Забытый мир] / Пер. с польского. — М.: Вече, 2000. — 432 с. — (Тайны древних цивилизаций). — 10 000 экз. — ISBN 5-7838-0774-5.
- [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
Ссылки
- [anunaki.jr1.ru/mify/9-nspisok.html Ниппурский царский список]
- [gerginakkum.gerodot.ru/bibliography/struve/struve1958_1.htm Струве В. В. Основные вехи войны Урукагины и Лугалзаггиси] — На ГЕРГИНАККУМЕ
| III династия Урука | ||
| Предшественники: Иль |
царь Уммы ок. 2336 — 2311 до н. э. |
Преемник: Саргон Древний |
| Лугалькисальси | царь Урука ок. 2336 — 2311 до н. э. | |
Отрывок, характеризующий Лугальзагеси
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
