Лукий (апостол от 70)

Лукий
В лике	апостолов от семидесяти

Свято́й апо́стол Луки́й — апостол от семидесяти.

Имя Лукия (Луция) дважды встречается в книгах Нового Завета: в Апостольских Деяниях: «Бяху же неции во Антиохии пророци и учителие Варнавы… и Лукий Киринеянин» (XIII, 1) и в послании к Римлянам ап. Павел пишет: «Целует вас (Коринфян)… и Лукий, и Иасон, и Сосипатр, сродницы мои» (XVI, 21). Некоторые толкователи Священного Писания думают видеть среди Апостолов (из 70) двух с именем Лукия: одного — из Киринеи, учителя Антиохийской церкви и пророка (Деян. XIII, 1), а другого — в лице спутника и сродника св. ап. Павла (Римл. XVI, 21). Но нет оснований отделять Лукия, упоминаемого в Апостольских Деяниях от Лукия, сродника ап. Павла. (О разделении одного Лукия на двоих см. у Миня: Dictionnaire dc la Bible III, p. 238). Ученые, особенно протестантские, принимают Лукия, упоминаемого в Апостол. Деяниях и в послании к Римлянам за одно лицо с св. апостолом и евангелистом Лукою; но это неверно:

• во 1-х — евангелиста Луку нельзя признать за одно лицо с Лукием, потому что во время отправления из Коринфа послания к Римлянам, в котором ап. Павел приветствует Коринфян, между прочим, и от имени Лукия, не видно, чтобы ев. Лука в это время был в Коринфе при св. Павле, так как по книге Апостольских Деяний он (Лука) был в Филиппах (в Македонии), а не в Греции (в Коринфе), а до Коринфа сопровождали св. Павла другие спутники (см. Деян. XIX, 20; XX, 1—6);
• во 2-х — невероятно, чтобы св. евангелист Лука, весьма скромный муж, тщательно скрывавший своё имя, даже и там, где он был и действовал (как напр. Лк. XXIV, 13—33), считавший себя в числе пророков и учителей Антиохийской церкви (Деян. XIII, 1) и повествуя о себе самом стал бы говорить в третьем лице, тогда как в таких случаях он (Лука) обыкновенно говорит: я (Лук. I, 3; Деян. I,), или мы (Деян. XVI, 10; XX, 6, 8, 13, 21; XXVII, 2 и др.; Herzog, Real-Encyclopadie. Zeller);
• в 3-х, — св. евангелист Лука родом был из Антиохии и стал спутником св. ап. Павла только с г. Троады в 2 Апостольское путешествие (то есть не ранее 50—51), тогда как Лукий стоял уже во главе Церкви Христовой в Антиохии лет за десять ранее сего (то есть 40—41 г.) и был родом из Киринеи, — главного города Ливии, в Северной Африке.
• Наконец, в 4-х, имя Лукий (или Луций) было в большом употреблении и едва ли Дееписатель (сам св. Лука) стал бы своё имя писать в сокращении (Лука вместо Лукий). Фаррар справедливо заметил, что предположение, чтобы Лукий (Луций) — одно и то же лицо с евангелистом Лукою, слишком безосновательно и не заслуживает опровержения (Жизнь св. ап. Павла, 1887, 222).

Церковное Предание (Дорофей и др.) ясно различает евангелиста Луку от Лукия (см. в списках 70 апостолов). Лука был епископ в Фивах (Виотии), а Лукий — в Лаодикии Сирской; память первого из них совершается 18 октября, а второго 10 сентября. В Церковной службе 70 Апостолам (4 янв.) отдельно прославляется и евангелист Лука: «Клеопа… Луку священными песньми, вернии, ублажим» (1-я стихира на Господи воззвах). «Пуда,.. Лукия,.. почтим честныя богопроповедники» (2-я стихира там же). И в других песнопениях евангелист Лука ясно отличается от ап. Лукия, так что нет основания в смешении (соединении) этих лиц в одно и то же (лицо). Об ап. Лукие остались краткие сведения в Новозаветных книгах (Деян. ХШ, 1; Рим. XVI, 21) из коих видно, что он был рабом из г. Киринеи и от того был назван Киринеянином — и стоял во главе Антиохийской церкви, со времени её основания, вследствие чего он участвовал в посвящении св. Варнавы и Павла на проповедь среди язычников. «В Антиохии, в тамошней церкви были некоторые пророки и учители: Варнава и Симеон, нарицаемый Нигер, и Лукий Киринеянин… когда они служили Господу и постились, Дух святый сказал: отделите мне Варнаву и Савла на дело к которому Я призвал их. Тогда они, совершивши пост и молитву возложивши на них руки, отпустили» (Деян. ХIII, 1—3). Нужно думать, что св. Лукий призван был к Христовой церкви ещё в праздник Пятидесятницы, в день сошествия Духа на Апостолов, так как, по заявлению евангелиста Луки среди видевших это дивное явление (событие) были из Египта, и странах Ливии, прилежащих к Киринее (Деян. II, 10). Вероятно, св. Лукий был начатком Церкви в Киринее и в течение нескольких лет (7—8) он был основательно посвящён в тайны Евангельского учения, а потому занимал видное место в Церкви Христовой. Лукий, по словам Дееписателя, был учитель и пророк. Точного различия между пророками и учителями в Священном Писании нигде ясно не показано, но в Апостольском веке эти дары вполне понимались и определялись (см. 1 Кор. XII, 28). Пророк стоял выше учителя, был сильней и непосредственно вдохновляем, говорил с более возвышенным авторитетом, но учитель, деятельность которого была более скромного характера, в великие моменты и под сильным влиянием духа, мог подниматься до силы пророчества, между тем как и пророки также могли при обыденных случаях исполнять обязанности учителей (Неандер, Фаррар, Жизнь св. ап. Павла, Спб., 1887, 928 стр. и др.). Неизвестна дальнейшая деятельность св. ап. Лукия. В «Постановлениях Апостольских» (VII, 46) Лукий именуется епископом города Кенхрей (Bibliotheca veterum patrum, Edit. Gollandii, Venetiis, 1767 an.). В списках 70 апостолов, приписываемых сщмч. Ипполиту, Лукий назван епископом Олимпиады, города Эллады (в Пелопоннесе) (Acta sanctorum Maii, t. IT, pag. 98. Parisiis. 1866 г.). По Римскому Мартирологу, Лукий был первым епископом Кирены и в это достоинство будто бы был поставлен самими апостолами (Liber IV, Cataloge. с. 136). Петр, епископ Эквилинский, пишет: "Лукий, епископ Киринейский, о котором св. Лука упоминает в 13 главе Апостольских Деяний поставленный апостолами первым в Кирене епископом, отличался замечательною святостью и ученостью. Почил он в мире накануне майских нонн (то есть накануне 7 мая) В подтверждение своих слов он ссылается на Мартиролог блаж. Иеронима (Acta sanctorum Maii). При таких разноречивых показаниях предания, нет никакой возможности установить какие либо твердые данные о личности и св. Лукия (Артоболевский, Первое путешествие св. ап. Павла, Сергиев Посад, 1900. 13 с.). В греческих Минеях (Синаксаре Никодима), а также и славянских св. Димитрия Ростовского помещены о св. Лукии весьма краткие сведения: «Лукий святый, его же Павел святый в Римской епистолии воспоминает, бысть епископ в Лаодикии Сирстей» (4 янв. с. 45). В Четьи Минее св. Димитрия, переведенной на русский язык Москва, 1900), почему то св. Лукий назван Лукою (хотя говорится в скобках — Лукий сентябрь, 10). В Синаксаре (Киев, 1874 г.) сказано под 10 ч. сентября: «Лукий поминаемый в том же (к Римлянам) послании, ин есть от благовестника Луки, и был в Лаодикии Сирстей епископ, добре упасе паству и с миром почил о Господе» (л. 12). Память ап. Лукия в православной церкви 10 сент. а также 4 января в соборе св. 70 апостолов; у католиков — 6 мая (или 7).

Литература

• Архиепископ Димитрий (Самбикин). Православный собеседник. — 1906.

Отрывок, характеризующий Лукий (апостол от 70)

– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…