Мадлен Французская (принцесса Вианская)

Мадлен Французская фр. Madeleine de France<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Принцесса Вианская
1461 — 1495
регент Наварры
февраль 1479 — ноябрь 1482
Регент Наварры
январь 1483 — январь 1494
Рождение:	1 декабря 1443(1443-12-01) Тур
Смерть:	21 января 1495(1495-01-21) (51 год) Памплона
Род:	Валуа
Отец:	Карл VII
Мать:	Мария Анжуйская

Мадлен Французская (фр. Madeleine de France, 1 декабря 1443, Тур — 21 января 1495, Памплона) — дочь Карла VII Французского, жена Гастона де Фуа, принца Вианского, мать королей Наварры Франциска Феба и Екатерины де Фуа.

Биография

Была помолвлена с Владиславом Постумом, эрцгерцогом Австрии и королём Чехии и Венгрии, но тот умер в 1457.

В 1461 в Сен-Макере была выдана братом Людовиком XI замуж за предполагаемого наследника короны Наварры Гастона де Фуа, принца Вианского, сына Гастона IV де Фуа и Элеоноры Наваррской. Король Франции рассчитывал использовать дом де Фуа в борьбе с французской знатью и Арагоном, и поддерживал его претензии на наваррский трон. В этом браке родились двое детей: Франциск Феб и Екатерина де Фуа.

Принц Вианский умер в 1470, его отец в 1472. Людовик XI позаботился, чтобы опека над малолетним наследником, новым принцем Вианским, досталась Мадлен, взявшей в свои руки управление владениями дома де Фуа. Он даже предложил в жены принцу свою старшую дочь Анну, будущую Анну де Божё.

Первое регентство

В 1479 умерла королева Элеонора, завещав трон внуку — 12-летнему Франциску Фебу. Мадлен стала регентом Наварры, раздираемой гражданской войной и находившейся под сильным политическим давлением Испании и Франции. Главным советником регентши и её заместителем в Наварре был кардинал Пьер де Фуа, один из сыновей Гастона IV.

Смерть Элеоноры привела к новой вспышке борьбы между группировками бомонцев и грамонцев. 8 августа 1479 на встрече в Сарагосе Фердинанд Арагонский посоветовал Мадлен вступить при его посредничестве в переговоры с Луисом де Бомоном, графом де Лерин. По договору, заключенному 17 сентября в Аоисе, регентша приняла все условия этого могущественного вассала, однако, мир продержался всего шесть месяцев.

С большим трудом и благодаря дорого обошедшейся помощи Кастилии 6 ноября 1481 удалось провести в Памплоне коронацию Франциска Феба. В следующем году гражданская война возобновилась, и Мадлен с сыном уехали в Беарн. Король Франции, желая укрепить своё влияние на Пиренеях, предложил женить Франциска Феба на Хуане Бельтранехе. Но для Наварры это означало разрыв с Испанией, а потому регентша колебалась. В свою очередь Фердинанд Арагонский предложил юному королю в жены свою вторую дочь Хуану, будущую жену Филиппа Красивого. Помимо политических трудностей, этим бракам препятствовала ещё и разница в возрасте. Франциску было 14 лет, а Бельтранехе 30, дочь же Фердинанда родилась только в 1479. Мадлен, опасаясь обоих предложений, решила тянуть время.

В ноябре 1482 Франциск Феб, достигший совершеннолетия, принял власть в Беарне, но уже в январе 1483 скоропостижно скончался в По.

Второе регентство

Мадлен снова пришлось принять регентство. Её деверь Жан Нарбоннский предъявил свои претензии на Фуа и Наварру, несмотря на то, что по брачному договору принца Вианского и Мадлен все земли Гастона IV переходили к их потомству. При поддержке французского короля Жан потребовал перед парламентом наследство Франциска Феба в качестве наиболее прямого наследника Гастона по мужской линии. Виконт Нарбоннский занял крепости в Фуа, а вскоре король фактически захватил графство под предлогом наложения секвестра.

Начались переговоры с Францией и Испанией о браке Екатерины. Позиции французов оказались сильнее, так как король Карл VIII использовал претензии Жана Нарбоннского на наследство де Фуа для шантажа. Опасаясь потерять французские владения, Мадлен была вынуждена согласиться на брак Екатерины с Жаном д’Альбре. Отец Жана Ален д'Альбре стал наместником в Наварре и использовал ресурсы владений своего сына для осуществления собственных политических амбиций. Уже в 1485 он втянул Мадлен в коалицию мятежных феодалов, направленную против французского короля. Жан Нарбоннский, собрав банды наемников, опустошал земли Фуа. Потерпев несколько поражений от королевских войск, Ален д’Альбре и Мадлен 2 января 1491 заключили в Мулене договор с Карлом VIII, вернувшись к союзу с Францией. Французские войска захватили главную базу Жана Нарбоннского и к 1493 он лишился поддержки в доменах де Фуа.

Попытки добиться прекращения гражданской войны в Наварре долго оставались безуспешными. В 1485 с графом де Лерином было заключено новое соглашение, предоставлявшее ему ещё больше привилегий, но теперь уже партия грамонцев была недовольна, и вскоре военные действия возобновились. В августе 1492 принцесса Вианская встретилась с католическими королями в Сарагосе, и те обещали помочь установить мир в Наварре. 6 ноября 1493 в Памплоне был подписан новый договор с бомонцами, фактически превращавший Наварру в кастильский протекторат. Это приостановило на несколько месяцев гражданскую войну и позволило, наконец, короновать Екатерину де Фуа и Жана д’Альбре. В воскресенье 13 января 1494 в соборе Памплоны состоялась коронация, последняя в истории Наварры.

Предки Мадлен Французской

16. Иоанн II Добрый (1319 — 1364) король Франции               8. Карл V (1338 — 1380) король Франции                       17. Бонна Люксембургская (1315 — 1349)               4. Карл VI (1368 — 1422) король Франции                             18. Пьер I де Бурбон (1311 — 1356) герцог де Бурбон               9. Жанна де Бурбон (1338 — 1378)                       19. Изабелла де Валуа (1313 — 1383)               2. Карл VII (1403 — 14761) король Франции                                   20. Стефан II (1319 — 1375) герцог Баварии               10. Стефан III (1337 — 1413) герцог Баварии                       21. Елизавета Сицилийская (1310 — 1349)               5. Изабелла Баварская (1371 — 1435)                             22. Бернабо Висконти (1323 — 1385) сеньор Милана               11. Таддея Висконти (1351 — 1381)                       23. Реджина делла Скала (1331 — 1384)               1. Мадлен Французская                                         24=16. Иоанн II Добрый (1319 — 1364) король Франции               12. Луи I Анжуйский (1339 — 1384) король Неаполя                       25=17. Бонна Люксембургская (1315 — 1349)               6. Луи II Анжуйский (1377 — 1417) король Неаполя                             26. Карл де Блуа (1319 — 1364) герцог Бретани               13. Мария де Блуа (1345 — 1404)                       27. Жанна де Пентьевр (ок. 1324 — 1384)               3. Мария Анжуйская (1404 — 1463)                                   28. Педро IV Церемонный (1319 — 1387) король Арагона               14. Хуан I (1350 — 1396) король Арагона                       29. Элеонора Сицилийская (1325 — 1375)               7. Иоланда Арагонская (ум. 1442)                             30. Роберт I де Бар (1344 — 1411) герцог Бара               15. Иоланда де Бар (ок. 1365 — 1431)                       31. Мария Французская (1344 — 1404)

Литература

• Boissonnade P. Histoire de la réunion de la Navarre a la Castille. — P., 1893.

Отрывок, характеризующий Мадлен Французская (принцесса Вианская)

Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.