Малиновский, Сильвестр Сигизмундович

Сильвестр Сигизмундович Малиновский
Дата рождения	1788(1788)
Дата смерти	1851(1851)
Место смерти	Варшава, Царство Польское, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	3-я бригада 17-й пехотной дивизии, Кавказская Черноморская линия, 4-я пехотная дивизия
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1806—1812, Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 гг., Русско-турецкая война 1828—1829, Польская кампания 1831 года, Кавказская война
Награды и премии	Орден Святой Анны 4-й ст. (1812), Золотое оружие «За храбрость» (1813), Орден Святой Анны 2-й ст. (1814), Золотое оружие «За храбрость» (1828), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1823), Орден Святой Анны 1-й ст. (1828), Орден Святого Георгия 3-й ст. (1829), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1831), Virtuti Militari 2-й ст. (1831), Орден Белого орла

Сильвестр (Селиверст) Сигизмундович Малиновский (1788—1851) — генерал-лейтенант, сенатор, участник Наполеоновских войн и Кавказских походов.

Биография

Родился в 1788 году, происходил из белорусских шляхтичей, признанных в российском дворянстве Рогачевского уезда Могилевской губернии.

В военную службу вступил в середине 1800-х годов в Могилевский лейб-милиционный батальон, по расформировании которого в 1809 году был произведён в прапорщики Олонецкого пехотного полка.

В рядах Олонецкого полка он участвовал в кампаниях против турок. В 1810 году находился в походах в Малой Валахии и Болгарии и был ранен в левую ногу ружейной пулей навылет.

В кампании 1811 года Малиновский сражался в Болгарии и Валахии, за отличие при штурме Ловчи получил чин поручика и назначен в Свиту его величества по квартирмейстерской части (будущий Генеральный штаб); под Рущуком он снова был ранен пулей в ногу, на этот раз правую.

В 1812 году Малиновский был во многих сражениях с французами и получил штыковое ранение в грудь, награждён орденом св. Анны 4-й степени. В Заграничной кампании 1813 года он находился при блокаде Торнау и был ранен в голову с повреждением черепа, однако быстро оправился и был в сражении при Бауцене. За отличие в Битве народов под Лейпцигом Малиновский 6 октября 1813 года был награждён золотой шпагой с надписью «За храбрость». В кампании 1814 года Малиновский принимал участие в делах под Майнцем, Реймсом и завершил свою боевую деятельность в Наполеоновских войнах участием во взятии Парижа, за что был награждён орденом св. Анны 2-й степени с алмазами и произведён в подполковники.

В 1815 году Малиновский был назначен обер-квартирмейстером 4-го пехотного корпуса, в 1816 году получил должность начальника 2-го отделения канцелярии генерал-квартирмейстера Главного штаба. В 1817 году произведён в полковники. В 1818 году назначен обер-квартирмейстером Отдельного Литовского корпуса. В 1823 году награждён орденом св. Станислава 2-й степени со звездой. 21 мая 1826 года произведён в генерал-майоры с зачислением в Свиту его величества по квартирмейстерской части и в том же году назначен состоять при начальнике 16-й пехотной дивизии.

Начавшаяся в 1828 году война с Турцией вновь позволила отличиться Малиновскому на поле брани. Назначенный начальником штаба 7-го пехотного корпуса и в том же 1828 году командиром 3-й бригады 17-й пехотной дивизии, Малиновский отличился при осаде Браилова, за что был 1 июля награждён золотой шпагой с алмазными украшениями и надписью «За храбрость». Вслед за тем он находился при разбитии турецкой кавалерии под Шумлой, 27 сентября при случайной стычке с отступающими турецкими солдатами был ранен штыком в живот, однако эта рана оказалась не тяжёлой и позволила ему продолжить службу в строю; 7 ноября он получил сильную контузию ядром в ногу. За все эти дела Малиновский получил орден св. Анны 1-й степени.

В начале 1829 года Малиновский отличился при штурме крепости Кале под Турно и блокадой принудил Турно капитулировать; 30 января был награждён орденом св. Георгия 3-й степени (№ 411 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова)

В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных 13 января 1829 года при покорении турецкой крепости Кале.

Вслед за тем Малиновский отличился в сражении при Кулевчи и обложении Шумлы, за что получил императорскую корону к ордену св. Анны 1-й степени. Наконец, он находился при сдаче Силистрии и взятии Адрианополя.

В 1831 году Малиновский сражался в Польше и Литве против мятежников. За отличие был награждён орденом св. Владимира 2-й степени и польским знаком отличия за военное достоинство (Virtuti Militari) 2-й степени, 18 октября произведён в генерал-лейтенанты.

В 1832 году Малиновский был назначен командующим Черноморской линией на Кавказе, и на этой должности он руководил многими походами против горцев за Кубань. В 1835 году получил орден Белого орла.

В конце 1830-х годов Малиновский получил должность командира 4-й пехотной дивизии. В 1846 году Малиновский оставил строевую службу и был назначен присутствующим в Варшавские департаменты Сената.

Окончательно он вышел в отставку 6 февраля 1851 года и в том же году скончался в Варшаве.

Источники

• Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Т. VIII. Тифлис, 1881
• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. М., 2009
• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. М., 2007
• Список генералам по старшинству. Исправлено по 20 июня. СПб., 1840
• Шабанов В. М. Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. М., 2004

Отрывок, характеризующий Малиновский, Сильвестр Сигизмундович

– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.