Манрике де Лара

Дом де Лара (Casa de Lara) — один из знатнейших родов Кастильского королевства. Его происхождение теряется во мгле веков. Семейное предание называет родоначальником сеньоров Лара одного из сыновей Гарсии Фернандеса Кастильского.

Средневековые Лара

Педро Гонсалес де Лара в 1113 г. поддержал мать своих детей, королеву Урраку, в войне с Альфонсо I. Его брат Родриго Гонсалес де Лара также бунтовал против королевской власти, но во время вторжения Альморавидов выступил на стороне короля. Во время малолетства Альфонса VIII пост регента оспаривали Перес Манрике де Лара и Нуньо Перес де Лара. Альвар Нунес де Лара занимал место регента при Энрике I. Нуно Гонсалес де Лара в 1270 году возглавил мятеж феодальной знати. Хуан Нуньес де Лара пытался воспрепятствовать вступлению на престол Санчо IV, но, потерпев поражение, бежал во Францию. Хуан Нунес де Лара руководил выступлениями знати против Альфонсо XI.

Дольше других просуществовала ветвь Манрике де Лара. Её родоначальником был Манрике Перес де Лара (ум. 1164), женатый на Эрмессинде, сестре Эрменгарды, которая правила Нарбонной с 1134 по 1192 гг. Эрменгарда назвала своим наследником сына Эрмессинды — Эмери Манрике де Лара, который в 1172 г. принял титул герцога Нарбоннского. После Эмери в Нарбонне на протяжении нескольких столетий правили потомки его брата Педро от брака с Санчей Гарсес, дочерью Гарсии IV и правнучкой Эль-Сида. Последний правитель Нарбонны из дома де Лара, Гийом II, умер в 1424 году.

На службе династии Трастамара

В правление Педро Жестокого за поддержку будущего Энрике II семейство Лара лишилось своих владений в Кастилии. После вступления на престол династии Трастамара конфискованные поместья были возвращены. У внебрачного сына первого короля этой династии была дочь Леонора Кастильская, которая была выдана замуж за Педро Манрике де Лара, сеньора де Тревиньо. От их первенца происходят графы Тревиньо, от второго сына — графы Паредес-де-Нава (и в их числе поэты Гомес и Хорхе Манрике), от третьего — сеньоры Вальд-Эскарай.

Во время войны за кастильское наследство все члены рода Манрикесов выступили с оружием на стороне Изабеллы. В благодарность за это в 1482 г. глава рода, 3-й граф Тревиньо, был пожалован титулом герцога Нахера. Глава младшей линии, граф Кастаньеда, удостоился титула маркиза Агилар-де-Кампоо. Последний герцог Нахера из рода Манрикесов умер в 1600 году, последний маркиз Агилар — в 1746 году. Вместе с ними угасли две основные линии рода Лара.

Герцоги Нахера

Из герцогов Нахера наиболее примечателен Антонио Манрике де Лара, 2-й герцог (ум. 1535), который в 1516 г. был направлен управлять аннексированной за пару лет до этого Наваррой, но сумел восстановить против себя местных жителей до такой степени, что они с готовностью взяли сторону Андре де Фуа, как только его армия перешла Пиренеи.

Следующий герцог Нахера был женат на последней графине Валенсия-де-Дон-Хуан из младшей линии того дома, к которому принадлежали Пачеко и Тельес-Хироны. 4-й герцог Нахера не имел мужского потомства от брака с сестрой 1-го герцога Осуна. Его дочь Луиза в 1580 году вступила в брак с Бернардино де Карденасом, герцогом Македа. Титул герцога Нахера перешёл по наследству к их потомкам.

Источники

• Луис де Саласар. [books.google.ru/books?id=Grc_AAAAQAAJ Родословная история дома де Лара (в 4 томах)] (1697)
• [fmg.ac/Projects/MedLands/SPANISH%20NOBILITY%20EARLY%20MEDIEVAL.htm#_Toc127616734 Родословие средневековых Лара]
• [grandesp.org.uk/historia/gzas/najera.htm Родословие герцогов Нахера]
• [grandesp.org.uk/historia/gzas/aguilarcampoo.htm Родословие маркизов Агилар]

Отрывок, характеризующий Манрике де Лара

Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.