Дяченко, Марина и Сергей
Поделись знанием:
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
(перенаправлено с «Марина и Сергей Дяченко»)
| Марина и Сергей Дяченко | |
| Марина та Сергій Дяченки | |
 | |
| Род деятельности: |
писатели-фантасты |
|---|---|
| Годы творчества: |
с 1994 |
| Жанр: | |
| Дебют: | |
| Премии: |
«Лучшие фантасты Европы» (Eurocon-2005), |
| [www.rusf.ru/marser/ www.dyachenko-writers.com/] | |
Мари́на и Серге́й Дяче́нко (укр. Марина та Сергій Дяченки) — супруги Марина Юрьевна Дяченко-Ширшова (р. 1968, Киев) и Сергей Сергеевич Дяченко (р. 1945, Киев), украинские писатели, сценаристы, пишущие в соавторстве на русском и украинском языках, в жанрах современной научной фантастики, фэнтези, сказки и др., также успешно совмещая несколько жанров в одном произведении. Жили в Киеве; с 2009 года — в Москве[1], с 2013 года — в США.
Содержание
Творчество
Марина и Сергей говорят про себя, что они работают в направлении «м-реализма» (сами они значение буквы «м» не расшифровывают).
Их первый изданный роман — «Привратник», вышедший в 1994 году, получил приз «Хрустальный стол» КЛФ «Зоряний шлях» и был признан лучшим дебютом на конкурсе «Еврокон» в 1995 году. Этот роман, как и роман «Авантюрист» (премия фестиваля «Звёздный мост — 2000»), был написан в жанре классического фэнтези и немногим отличался от книг других писателей этого жанра. Но уже начиная с романа «Шрам» (1997), из этой же серии, Дяченко проявили себя как мастера описания человеческого характера. Мысли и поступки персонажей описаны так, что воспринимаются они как совершенно живые люди. Это проявление таланта обоих авторов: Сергея, автора многих сценариев к фильмам, и Марины, которая начала писать ещё в четырёхлетнем возрасте. Роман получил премию «Меч в камне» (1997)[2] за лучший фэнтезийный роман 1995—1999 годов.
В 1996 выходит роман «Ритуал» — история о драконе и принцессе, удивительная и необычная, так как дракон в ней — человек, в которого авторы вложили живую душу. К роману не было проявлено особого внимания, и наград он не получил. Только в 2015 году произведение экранизировано: славянское фэнтези «Он — дракон» продемонстрировало качественно новый уровень русской компьютерной графики и изобразило дракона, практически не уступающего существам из лучших мировых кинокартин.
В романе «Ведьмин век» (1997) своя атмосфера — в нём присутствуют мифологические персонажи (в том числе из украинской мифологии), помещённые авторами в один мир, где они должны взаимодействовать по определённым законам. Роману была присуждена литературная премия журнала «Радуга» за 1997 год и приз «Зиланткона» — «Большой Зилант»[3] (Казань, 1998).
Роман «Пещера» (1998) получил премию «Лунный меч» (1999)[4], как лучшее произведение в жанре мистической литературы 1997—1999 годов. В нём также присутствует реализм при описании людей и фантастический мир вокруг них.
Повесть «Горелая Башня» (1998) — приз конкурса «Интерпресскон» в 1999 году.
«Рубеж» (1999), роман, написанный в соавторстве с А. Валентиновым и Г. Л. Олди, награждён премией «Золотой кадуцей» на фестивале «Звёздный мост — 2000».
Роман «Казнь» (1999) — приз читательских симпатий «Сигма-Ф» (2000)[5], как лучший роман года и премия «Странник» (2000)[6].
Роман «Армагед-дом» (1999) — плод долгого труда, большой роман, социальная фантастика. В нём показаны этапы жизни человека и общества вокруг него. Мир фантастичен, но нефантастическая составляющая является центром романа. В этом же жанре писали и братья Стругацкие, но роман не вызывает дежа-вю у знатоков этих классиков, сюжет самобытен и не имеет отчётливых заимствований.
«Зелёная карта» (2000) — нефантастическая повесть, рассказывающая о современных людях из Киева, получивших возможность уехать за границу. (Зелёная карта — это Green card, документ удостоверяющий статус законного постоянного жителя США: LPR — Lawful Permanent Resident). По повести написан сценарий фильма.
По вариации на тему Сервантеса, притче «Последний Дон Кихот» (2000), написана пьеса. Повесть получила награду «Бронзовая Улитка» (2001).
Роман «Магам можно всё» (2001) — награждён золотым кадуцеем (I место) на фестивале «Звёздный мост — 2001».
В 2000 году Марина и Сергей Дяченко стали лауреатами премии «Аэлита».[7]
Роман «Долина Совести» (2001) — «Бронзовая Улитка — 2002»[8], «Русская фантастика» (2002)[9], «Сигма-Ф» (2002)[10], «Золотой кадуцей» на фестивале «Звёздный мост — 2002».
Роман «Пандем» — «Серебряный кадуцей» на фестивале «Звёздный мост — 2003».
Роман «Варан» — «Бронзовый кадуцей» на фестивале «Звёздный мост — 2004».
Роман-цикл рассказов «Пентакль», написанный в соавторстве с А. Валентиновым и Г. Л. Олди, получил высшую награду («Золотой кадуцей») на фестивале «Звёздный мост — 2005».
Роман «Дикая Энергия. Лана» (март 2006) — фантастическая сказка, написанная под впечатлением от творчества украинской артистки Русланы, и ей же посвящённая. Роман насыщен действием, ритмом и энергией. Роман удостоен премии «Бронзовый кадуцей» (III место) на международном фестивале «Звёздный мост — 2006».
В 2006 году вышли первая часть сказочного цикла «Ключ от королевства» и её продолжение «Слово Оберона», а также фантастико-психологический роман «Алёна и Аспирин».
В марте 2007 года издан роман «Vita Nostra», получивший на фестивале фантастики «Роскон / Интерпресскон / Еврокон-2008»[11] награды «Сигма-Ф» (по результатам голосования читателей журнала «Если»), 1-е место премии «Роскон» в номинации «роман» (по результатам голосования участников конвента) и отдельную награду «Премия премий», став абсолютным лидером фестиваля по количеству наград.
В марте 2008 года вышел роман «Медный король», получивший премию «Бронзовый кадуцей» на фестивале «Звёздный мост — 2008».
В январе 2009 года вышел в прокат фильм «Обитаемый остров» по одноимённой книге братьев Стругацких, сценарий которого написали Марина и Сергей. Авторы написали около десятка вариантов сценария, предоставив выбор наилучшего режиссёру Фёдору Бондарчуку. В титрах фильма автором сценария указан также Эдуард Володарский, но его вариант режиссёр отверг.
3-го марта 2012 года состоялся премьерный показ телевизионного сериала Белая гвардия, авторами сценария которого были Марина, Сергей и Сергей Снежкин — режиссёр сериала.
Литературные премии
Марина и Сергей Дяченко — лауреаты самых престижных литературных премий в области фантастики на территории СНГ. Практически все их романы, многие повести, рассказы были отмечены призами.
Получили звание лучших писателей фэнтези Европы в 2005 году.
Литературные труды
Романы
- 1994 — Привратник
- 1996 — Ритуал
- 1996 — Шрам
- 1997 — Ведьмин век
- 1997 — Преемник
- 1997 — Скрут
- 1998 — Пещера
- 1999 — Армагед-дом
- 1999 — Казнь
- 1999 — Рубеж (в соавт. с А. Валентиновым и Г. Л. Олди)
- 2000 — Авантюрист
- 2001 — Долина Совести
- 2001 — Магам можно всё
- 2003 — Пандем
- 2004 — Варан (на украинском и русском языках)
- 2005 — Ключ от королевства (на украинском и русском языках)
- 2005 — Пентакль (роман-цикл рассказов; (в соавт. с А. Валентиновым и Г. Л. Олди) — см. также раздел «Рассказы»
- 2005 — Слово Оберона (на украинском и русском языках; на украинском языке — Королівська обіцянка)
- 2006 — Дикая Энергия. Лана (на русском и украинском языках)
- 2006 — Алёна и Аспирин (на русском и украинском языках)
- 2007 — Vita Nostra
- 2008 — Медный король
- 2008 — У зла нет власти
- 2009 — Цифровой, или Brevis est
- 2010 — Мигрант, или Brevi finietur
- 2011 — Одержимая
- 2011 — Леон
- 2012 — Стократ (роман в новеллах)
- 2013 — Темный мир. Равновесие (входит в межавторский цикл «Темный мир»)
Повести
- 1996 — Бастард
- 1998 — Горелая Башня
- 1999 — Корни Камня
- 2000 — Волчья сыть
- 2000 — Зелёная карта
- 2000 — Последний Дон Кихот
- 2001 — Кон
- 2001 — Хозяин колодцев
- 2002 — Судья
- 2002 — Эмма и сфинкс
- 2003 — Две
- 2003 — Зоопарк
- 2003 — Мизеракль
- 2004 — Уехал славный рыцарь мой
- 2005 — Парусная птица
- 2006 — Земля веснаров / Осот
- 2007 — Соль
- 2009 — Мир наизнанку
- 2011 — Электрик
- 2011 — Вкус слова (впоследствии повесть вошла в роман Стократ)
- 2012 — Высочайший визит (киноповесть)
Рассказы
- 1996 — Вирлена
- 1998 — Трон
- 1999 — Ордынец
- 1999 — Оскол
- 1999 — Сказ о Золотом Петушке / Сказка о Золотом Петушке
- 1999 — Хутор / Альфа-ромео
- 2000 — Вне
- 2000 — Заклинание
- 2000 — Крыло
- 2000 — Маклер и магия
- 2000 — Обратная сторона Луны
- 2000 — Слепой василиск
- 2001 — Баскетбол
- 2001 — Коряга, похожая на обернувшуюся кошку / Коряга
- 2002 — Бутон
- 2002 — Визит к педиатру
- 2002 — Волосы
- 2002 — Демография
- 2002 — Лунный пейзаж
- 2002 — Марта
- 2002 — Обещание
- 2002 — Перевёртыши
- 2002 — Подземный ветер
- 2002 — Я женюсь на лучшей девушке королевства
- 2003 — Атаман
- 2003 — Тина-Делла
- 2003 — Хуррем — значит «Улыбчивая»
- 2005 — Пентакль (роман-цикл рассказов; (в соавт. с А. Валентиновым и Г. Л. Олди)
- Баштан
- Бои без правил
- Чёртова экзистенция
- Картошка
- Оборотень в погонах
- Бурсак
- Санаторий
- Сосед
- Венера Миргородская
- День мёртвых в доме культуры
- Проданная душа
- Базар
- Спасатели
- Колоброд
- Квартеронка
- Туфли
- Харизма Нюрки Гаврош
- Монте-Карловка
- Пойдём в подвал?
- Неспокий
- Страшная М.
- Богдана
- Сердоликовая бусина
- Аттракцион
- Панская орхидея
- Казачья кровь
- Пламенный мотор
- Конкурс
- Камень завета
- Улица пяти тупиков
- 2007 — Соль
- 2007 — Феникс / Осенний феникс
- 2009 — ГЕК
- 2009 — Император
- 2009 — Инфаркт
- 2009 — История доступа
- 2009 — Лихорадка
- 2009 — ОСА
- 2009 — Самум
- 2009 — Снег
- 2010 — Чёрный дед
- 2011 — Жук
- 2011 — Мир (рассказ вышел в составе романа Стократ)
- 2011 — Фотосессия
- 2011 — Выбор
- 2011 — Последняя страница
- 2011 — Игрок
- 2011 — Контроль
- 2011 — Лояльность
- 2011 — Объект
- 2011 — Словарь
- 2012 — Лицензионная защита…
- 2012 — Рыболов
- 2012 — Снотворное
- 2012 — Телевизор
- 2012 — Ужасный зверь Лимбо
- 2012 — Визит к императору
- 2012 — Залитый солнцем весенний перрон
Пьесы
Произведения для детей
- 2001 — Летающая шляпа (при участии А. Бондарчука и И. Малковича; на укр. яз.)
- 2002, 2005, 2006, 2008 — Сказки для Стаски (серия коротких рассказов)
- 2002, 2005 — Приключения Маши Михайловой / Сыск Маши Михайловой (серия коротких рассказов) (на русском и украинском языках)
- Жирафчик и Пандочка (при участии А. Бондарчука и И. Малковича; на русском и украинском языках)
- Габріель і сталевий лісоруб (повесть, на укр. языке)
Фантастические существа и объекты в книгах писателей
В списке представлены уникальные объекты и существа, не встречавшиеся ранее ни в одном произведении, либо малоизвестные, такие как Чугайстер.
- Глефа (из книги «Армагед-дом») — Личинка дальфинов, появляющаяся на свет во время апокалипсиса (см. мрыга). Смертельно опасна для всего живого. Малоуязвимые, устойчивые к высоким температурам, они не нуждаются в убежище и переживают апокалипсис без укрытия. Дальфины в романе внешне напоминают реальных дельфинов. Они приспособились к апокалипсису таким образом: самки делают кладку раз в двадцать лет, накануне апокалипсиса. Кризисные изменения во внешней среде, а иногда даже их предвестники провоцируют развитие личинки. Возвращаются в море после того, как прекращается сейсмическая активность. Следующая стадия развития — куколка. Внутри её дальфин пребывает всего от месяца до двух, после чего на свет появляется взрослая особь. В мире, описанном в романе, разговоры о глефах табуированы, очевидно из-за страха перед ними. Реальное слово «глефа» обозначает холодное рубяще-колющее древковое оружие, облегчённую алебарду, которой можно и рубить, и колоть.
- Желтомара (из книги «Бастард») — колдовской объект-ловушка. Выглядит как вырезанный из дерева старик с трубкой, выпускающей жёлтые клубы дыма. Клубы убивают живых существ, двигаясь на тепло.
- Зажора (из книги «Бастард») — колдовской объект-ловушка. Коническая яма в земле с осыпающимися песчаными склонами и магическим существом в центре. Это существо издаёт детские крики, при приближении жертвы начинает всасывать воздух, создавая сильный ветер, направленный в центр ловушки. В живой природе подобные ловушки создают личинки муравьиных львов.
- Калидоны (из книги «Ритуал») — огромные белые птицы, селящиеся рядом с драконами. Чтобы выводить птенцов, выщипывают у себя мягкий белый пух.
- Мрыга (из книги «Армагед-дом») — апокалипсис, приходящий в романе периодически, примерно каждые 20 лет. Во время мрыги появляются «ворота»: объекты неизвестной природы, представляющие собой каменную арку, с «зеркалом» внутри (по описанию напоминают телепорт из игры Heroes). Люди, зашедшие в зеркало, оказываются защищены от воздействия апокалипсиса и выходят оттуда после его окончания. Также появляются «малые ворота», в которых спасаются звери, они для людей непригодны. Ворот появляется столько, что все люди могут спрятаться в них, если сразу пойдут к ближайшим воротам. Существует какой-то сигнал, исходящий от ворот, но изучению он не поддаётся.
- Навь, навка, нявка (из книги «Ведьмин век») — магическое существо, обретшее облик умершего человека, получившее жизнь потому, что кто-то любил того человека и желал его вернуть. Навь обманом доводит до смерти того, кто её оживил. Понятие взято из славянской мифологии, однако образ, созданный писателями отличается от данных в первоисточниках.
- Чугайстер (из книги «Ведьмин век») — магическое существо, внешне мало отличающееся от человека. Чугайстеры иногда в одиночку, иногда вместе уничтожают навей (см. Навь), танцуя вокруг них, навязывая им свой ритм, доводя их этим до смерти. Чугайстер (Чугайстрин) взят из украинской мифологии, однако образ, созданный писателями отличается от данных в первоисточниках.
- Эльфуш (из повести «Хозяин колодцев») — маленькое летающее полуразумное существо, напоминающее эльфа. Дети (до шести-семи лет) и влюблённые могут понимать то, что говорят эльфуши, и являются для них «приманкой».
- Домохранец (из повести «Хозяин колодцев») — маленькая домашняя нечисть, вроде человечка на паучьих лапках.
Киносценарии
- 2008 — «Обитаемый остров»
- 2011 — «Рейдер»
- 2011 — «Белая гвардия»
- 2013 — «Тёмный мир: Равновесие»
- 2014 — «Седьмая руна» (сериал)
- 2015 — «Он — дракон»
Напишите отзыв о статье "Дяченко, Марина и Сергей"
Примечания
- ↑ Юрий Коротков Personalia. Дяченко Марина Юрьевна, Дяченко Сергей Сергеевич // «Если» : журнал. — Москва: Издательский дом «Любимая книга», 2011. — № 4. — С. 285.
- ↑ [www.rusf.ru/awards/mechi/index.htm#1997 «Меч в камне» (1997)]. [www.webcitation.org/65VD9Vh2T Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ [www.rusf.ru/awards/zil/index.htm#1998 «Большой Зилант»]. [www.webcitation.org/65VDBNM1u Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ [www.rusf.ru/awards/mechi/index.htm#1999 «Лунный меч» (1999)]. [www.webcitation.org/65VD9Vh2T Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ [www.rusf.ru/oldnews/onews58.htm «Сигма-Ф» (2000)]. [www.webcitation.org/65VDDQiTj Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ [www.rusf.ru/awards/strann/index.htm#2000 «Странник» (2000)]. [www.webcitation.org/65VDDz3gL Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ Сергей Чупринин. Русская литература сегодня. Путеводитель. — 2003. — С. 311. — 444 с. — ISBN 5-224-04582-7.
- ↑ [www.rusf.ru/awards/ulitka/index.htm#2002 «Бронзовая Улитка — 2002»]. [www.webcitation.org/65VDGdSV6 Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ [rusf.ru/nagrada/ «Русская фантастика» (2002)]. [www.webcitation.org/65VDJ8gTm Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ [www.rusf.ru/esli/sigmaf02.htm «Сигма-Ф» (2002)]. [www.webcitation.org/65VDKFveU Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ [www.eurocon2008.ru/ Еврокон-2008]. [www.webcitation.org/65VDLXcyt Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
Литература
- Антон Карелин Хорошо забытое новое (рус.) // Мир фантастики : журнал. — Москва: ТехноМир, 2003. — Вып. 3. — С. 6-7.
Ссылки
|
Марина и Сергей Дяченко в Викицитатнике? |
|---|
- [www.star-bridge.org/?section=library&subsection=ukrfan/25Dyachenko Дяченко Марина и Сергей] // [www.star-bridge.org/?section=library Фантасты современной Украины. Энциклопедический справочник] / под редакцией доктора филологических наук, профессора И. В. Чёрного. — Харьков: Издательский дом «Инвестор», 2007.
- [www.rusf.ru/marser/ Страница писателей М. и С. Дяченко]. rusf.ru. [www.webcitation.org/65VDN3k9K Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- [www.fiction.ru/marser/ Страница писателей М. и С. Дяченко]. fiction.ru. [www.webcitation.org/65VDOle8m Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- [sf.convex.ru/marser/ Страница писателей М. и С. Дяченко]. sf.convex.ru. [www.webcitation.org/65VDQYeHS Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- [www.rusf.ru/marser/books/bibl.htm Список произведений Марины и Сергея (в соавторстве)]. rusf.ru. [www.webcitation.org/65VDSztGF Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- [fantlab.ru/autor51 Страница М. и С. Дяченко на сайте „Лаборатории фантастики“]. fantlab.ru.
- [golubchikav.livejournal.com/456257.html Мастер-класс Дяченко на Евроконе-2008 (видео)]
- [www.lib.ru/DYACHENKO/ Дяченко, Марина и Сергей] в библиотеке Максима Мошкова
Отрывок, характеризующий Дяченко, Марина и Сергей
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Писатели по алфавиту
- Произведения Марины и Сергея Дяченко
- Соавторы
- Лауреаты премии «Странник»
- Лауреаты премии «Аэлита»
- Лауреаты премии «Звёздный мост»
- Лауреаты АБС-премии
- Украинские писатели
- Лауреаты премии «Бронзовая улитка»
- Писатели России XX века
- Писатели-фантасты Украины
- Писатели России XXI века
- Прозаики Украины XX века
- Украинские прозаики XX века
- Прозаики Украины XXI века
- Украинские прозаики XXI века
- Лауреаты премии Роскон
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы XXI века
- Сценаристы Украины
- Сценаристы России
- Лауреаты премии ESFS
