Марка Союзного военного командования
| Марка | |||
|---|---|---|---|
|
Mark | |||
| |||
| Территория обращения | |||
| Эмитент |  США СССР Великобритания Франция
| ||
| Официально | Германия | ||
| Производные и параллельные единицы | |||
| Дробные | Рейхспфенниг (1⁄100) | ||
| Монеты и банкноты | |||
| Монеты | 1, 5, 10 рейхспфеннигов | ||
| Банкноты | 1/2, 1, 5, 10, 20, 50, 100, 1000 марок | ||
| История | |||
| Введена | 1944 год | ||
| Начало изъятия | 1948 год | ||
| Валюта-преемник | Немецкая марка, Немецкая марка Немецкого эмиссионного банка | ||
| Производство монет и банкнот | |||
| Эмиссионный центр | Союзное военное командование | ||
Марка Союзного военного командования (нем. Mark) — денежные знаки, выпускавшиеся оккупационными властями в период оккупации Германии и обращавшиеся параллельно с рейхсмаркой и рентной маркой в 1944—1948 годах.
Содержание
История
Подготовительная работа по изготовлению денежных знаков и последующая организация выпуска их в обращение было возложено на Бюро гравировки и печатных работ в Вашингтоне. В апреле 1944 года СССР были переданы клише, бумага, краска и образцы денежных знаков. Выпуск денежных знаков Союзного военного командования в обращение начат 8 сентября 1944 года[1].
К моменту вступления советских и англо-американских войск на территорию Германии союзники установили следующий курс марки к своим валютам: 1 рубль = 2 марки, 1 доллар США = 10 марок, 1 фунт стерлингов = 40 марок. Рейхсмарки и рентные марки сохраняли силу законного платёжного средства.
В соответствии с Потсдамским соглашением германские власти должны были бесплатно предоставить столько германской валюты, сколько потребуют представители союзников, изъять и выкупить в германской валюте в такие сроки и на таких условиях, как укажут представители союзников, всю находящуюся на германской территории валюту, выпущенную представителями союзников во время военных действий или оккупации, и передать бесплатно представителям союзников изъятую таким образом валюту.
Эмиссия оккупационных марок производилась во всех оккупационных зонах, причём договоренности между союзниками о её размере не было, и военная администрация каждой зоны выпускала марки по своему усмотрению. Достоверных данных о сумме эмиссии нет. По официальным данным британская военная администрация прекратила выпуск военных марок 1 августа 1946 года, а американская — 15 сентября того же года. К этому времени выпуск английских и американских военных властей составил около 10 млрд марок.
Установленное первоначально соотношение оккупационной марки к рейхсмарке 1:1 сохранялось недолго. В первый период население Германии расценивало военную марку выше рейхсмарки. На рынках Берлина в 1945 году каждый товар имел две цены — в рейхсмарках (дороже) и в оккупационных марках (дешевле). Возникновение лажа было вызвано опасениями, что денежные знаки, выпущенные при гитлеровском режиме, будут аннулированы. Существенную роль играли и спекулятивные операции: военнослужащие США, воспользовавшись правом переводить в США значительные суммы в военных марках, продавали на рынках товары народного потребления только за военные марки. Кроме того, в западных зонах оккупационными властями рейхсмарки не обменивались на оккупационные марки. Когда же население убедилось, что союзники не имеют намерений изъять рейхсмарки из обращения и американские власти резко ограничили предельную сумму перевода военных марок в США, лаж исчез[2].
Марка Союзного военного командования, рейхсмарка и рентная марка были изъяты из обращения в британской, французской и американской оккупационной зоне и заменены на немецкую марку в ходе денежной реформы, начатой 20 июня 1948 года. В советской зоне оккупации денежная реформа была начата 24 июля 1948 года, в обращение выпущена немецкая марка Немецкого эмиссионного банка.
Банкноты
Отличительным признаком банкнот, печатавшихся в США, является потайной знак фирмы «Форбс Литограф Компани, Бостон», отсутствующий на билетах, выпускавшихся в советской зоне оккупации.
Купюрность номиналов по зонам оккупации была неодинаковой:
- американская зона: 1, 5, 20, 50, 100 марок;
- британская зона: 1/2, 1, 5, 10, 20, 50, 100 марок;
- французская зона: 1/2, 1, 5, 10, 20, 50, 100, 1000 марок;
- советская зона: 1/2, 1, 5, 10, 20, 50, 100, 1000 марок.
По начальным цифрам нумерации билетов также можно определить зону выпуска: «1» — американская зона, «0» — британская зона, «00» — французская зона, «-» — советская зона. Однако есть исключения из этого правила: знак «-» ставился также на билетах американского производства, отпечатанных для замены отбракованных экземпляров из-за дефектов печати; цифра «1» ставилась первой на некоторых билетах советского производства. Отличить американские купюры с этими знаком от купюр советского производства можно по наличию знака фирмы «Форбс»[3][4].
| Изображение | Номинал | Размеры (мм) | Основной цвет | Описание | ||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Лицевая сторона | Оборотная сторона | Водяной знак | ||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
Монеты
Несмотря на то, что из названия новой германской валюты была убрана одиозная приставка «рейхс-», разменная монета по прежнему называлась рейхспфеннигом (на купюре в 1/2 марки номинал был указан в пфеннигах, без приставки «рейхс-»). Монеты сохранили предыдущий дизайн за исключением одной детали: из лап орла на аверсе была убрана свастика, окружённая дубовым венком. Сокращена была и линейка номиналов: выпускались монеты номиналом только в 1, 5 и 10 рейхспфеннигов[5].
Напишите отзыв о статье "Марка Союзного военного командования"
Примечания
- ↑ Сенилов, 1991, с. 91.
- ↑ Алексеев, 1952, с. 316—318.
- ↑ Сенилов, 1991, с. 91—92.
- ↑ Cuhaj, 2008, pp. 573—574.
- ↑ Cuhaj, 2011, p. 877.
Литература
- Алексеев А.М. Военные финансы капиталистических государств. — 2-е изд., доп. — М.: ГИПЛ, 1952. — 505 с.
- Сенилов Б.В. Военные деньги Второй мировой войны. — М.: Финансы и статистика, 1991. — 123 с.
- Cuhaj G.S. Standard Catalog of World Paper Money. General Issues 1368—1960. — 12-е изд. — Iola: Krause Publications, 2008. — 1223 с. — ISBN 978-0-89689-730-4.
- Cuhaj G., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1901-2000. — 39-е изд. — Iola: Krause Publications, 2011. — 2345 с. — ISBN 978-1-4402-1172-8.
|
Это заготовка статьи о Второй мировой войне. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи по истории Германии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Марка Союзного военного командования
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
