Мордвинов, Александр Николаевич (1792)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Николаевич Мордвинов
Управляющий III отделением
1831 — 1839
Предшественник: Максим Яковлевич фон Фок
Преемник: Леонтий Васильевич Дубельт
Вятский губернатор
10 октября 1840 — 30 августа 1842
Предшественник: Иван Петрович Хомутов
Преемник: Аким Иванович Середа
Сенатор
14 октября 1846 — 31 января 1869
 
Рождение: 5 июня 1792(1792-06-05)
Санкт-Петербург
Смерть: 31 января 1869(1869-01-31) (76 лет)
Санкт-Петербург

Александр Николаевич Мордвинов (Санкт-Петербург, 5 июня 1792 — 31 января 1869, Санкт-Петербург) — участник войны 1812 года, управляющий III Отделением (1831—1839), вятский гражданский губернатор (1840—1842), впоследствии действительный тайный советник, сенатор.



Биография

Происходил из дворянского рода Мордвиновых. Сын порховского помещика полковника Николая Михайловича Мордвинова (1768—1844), внук инженер-генерала М. И. Мордвинова.

Родился 5 июня 1792 года, воспитывался в течение 2 лет в доме своего дяди, генерала Н. Н. Муравьева, женатого на сестре его отца — Александре Михайловне Мордвиновой, и рос вместе с их сыновьями Александром (декабристом), Николаем (Карсским) и Михаилом (Виленским) Муравьевыми.

В 10 лет номинально начал службу юнкером в 1-м артиллерийском батальоне (23-го мая 1802 года), но через год был уволен с военной службы юнкером из лейб-гвардии Артиллерийского батальона; с 31 мая 1806 по 20 декабря 1809 года служил в департаменте министерства финансов и уже в 16 лет получил чин титулярного советника.

29 ноября 1810 года Мордвинов поступил в министерство полиции, но в начале Отечественной войны вступил (16 августа 1812 года) в 5-ю дружину Санкт-Петербургского ополчения, с которой принял участие в нескольких сражениях; за Полоцк получил орден Владимира 4-й степени с бантом, 19 октября был в бою при Чашниках, 2 ноября — при Смолянах, 16 ноября — при реке Березине и за отличие в этих боях награждён чином коллежского асессора (16 ноября). В 1813 году он был при взятии крепости Пилау, 13 апреля, прибыв к корпусу, блокировавшему Данциг, находился в нём все время его осады, 16 августа был послан с отрядом стрелков против неприятельской вылазки и «примерною храбростью сразил их, опрокинул и, вытесняя с позиций, наконец прогнал совершенно и занял данцигский форштадт Ору»; за это Мордвинов был награждён орденом Анны 4-й степени; с 27 августа по 3 сентября он находился на Английских транспортных судах в морских экспедициях против крепостей. 10 июня 1813 года Мордвинов успел получить чин надворного советника, после роспуска ополчения вернулся к своей должности в Министерство Полиции; в 1815 году он был командирован в главную квартиру фельдмаршала князя Барклая-де-Толли, состоя при генерал-интенданте Е. Ф. Канкрине.

13 августа 1818 году Мордвинов был определен в Собственную Его Величества Канцелярию, где и прослужил до 25 октября 1826 года, когда был переведен в Государственную Канцелярию; назначенный помощником статс-секретаря Государственного Совета (22 января 1829 года), он вскоре (17 февраля 1830 года) был произведен в действительные статские советники, а 1 сентября 1831 года назначен Управляющим III Отделением (на место скончавшегося 27 августа М. Я. фон Фока), став, таким образом, одним из сподвижников А. Х. Бенкендорфа и нередко заменял его в сношениях с Пушкиным. 26 апреля 1832 года Мордвинов был назначен присутствовать в Главном управлении цензуры, 31 декабря 1834 года он пожалован в статс-секретари. На посту управляющего III Отделением ничем особенным не прославился, хотя А. И. Герцен мимоходом упоминает в мемуарах, что Мордвинов был единственным в жандармской среде «инквизитором по убеждению». Способствовал продвижению по службе Леонтия Дубельта, постепенно отодвинувшего своего начальника на задний план, и после увольнения Мордвинова с поста управляющего (18 марта 1839), занявшего его место.

Лермонтов обращался к Мордвинову через его двоюродного брата А. Н. Муравьева с просьбами о заступничестве после запрета драмы «Маскарад» цензурой III отделения. Также Лермонтов обратился к Мордвинову, чтобы избежать гонений за стихотворение «Смерть поэта». Мордвинов не нашёл в первоначальной редакции, без последних 16 строк ничего предосудительного (даже назвал «прекрасным»); однако счел нежелательной его публикацию[1]. Числясь с апреля 1840 года при Департаменте внутренних дел, Мордвинов был вятским гражданским губернатором (с 10 октября 1840 по 30 августа 1842 года), директором Департамента разных податей и сборов (с 30 августа 1842), а 14 октября 1846 года назначен сенатором.

Умер в Петербурге 31 января 1869 года, в чине действительного тайного советника, и погребен на кладбище Фарфорового завода.

Семья

Жена — княжна Александра Семёновна Херхеулидзева (1802—21.11.1848), дочь статского советника князя Семена Захаровича Херхеулидзева; сестра керченского градоначальника Захара Херхеулидзева и известной красавицы Татьяны Вейдемейер. В 1832 году графиня Долли Фикельмон писала в своем дневнике: «В обществе множество сплетен о семье Мордвиновых. Иногда оно поистине беспощадно, и Мордвинова, эта бедная и безобидная маленькая женщина, стала на сей раз его жертвой, по-моему, совершенно несправедливо. Императрица, однажды сказала: «Лагрене — любовник Мордвиновой». С тех пор общество забросило каменьями эту бедную женщину, однако, он сам клался, что не был её любовником»[2]. Похоронена на кладбище Фарфорового завода рядом с мужем. Дети:

  • Семён (1825—1900), сенатор, член Государственного совета.
  • Николай (1827—1884), управляющий Самарской контрольной палатой (на 1870), действительный статский советник (1870). Жена — Е. А. Полетика.
  • Екатерина (1829—1834)
  • Софья (1836—1836)
  • Ольга (1838—1900), была помощницей-распорядительницей Высших женских курсов.
  • Александр (1842—1889)

Напишите отзыв о статье "Мордвинов, Александр Николаевич (1792)"

Примечания

  1. Черейский Л. А. Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва «Сов. Энциклопедия».
  2. Д. Фикельмон. Дневник 1829—1837. Весь пушкинский Петербург, 2009. — 1002 с.

Отрывок, характеризующий Мордвинов, Александр Николаевич (1792)

– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.