Муратов, Андрей Ростиславович

Андрей Ростиславович Муратов (р. 22 мая 1963, Санкт-Петербург) — советский и российский музыкант, звукорежиссёр. Играл в группах «Зоопарк», «Охота романтических ихЪ», «Мотор-блюз», «Опасные соседи», «Рок-механика», «Дубы-колдуны». Наиболее известен как клавишник и студийный звукорежиссер группы ДДТ, где играл с 1987 по 1993 годы и записал альбомы «Оттепель», «Пластун», «Актриса Весна», а также видеоверсию концерта «Чёрный пёс Петербург».

В 1993 оставил группу и работал звукорежиссёром. В качестве звукорежиссёра и продюсера записал альбомы групп НЭП «Ветер вагонов», Опасные Соседи «Танцы для бездельников» и «Стрекозы Дум-дум», Колибри «Найди 10 отличий» и «Бес сахара», Чайф «Давай вернёмся», Владимира Сигачёва (первого клавишника ДДТ) «Музыка Ха-Ба», Tequilajazzz «Вирус», Кирпичи «Кирпичи тяжёлы», Дубы-Колдуны «Не повторяется такое никогда?», Чуфелла Марзуфелла «I Wonna Be Your Man», Вадима Курылёва «Булавка для бабочки», Александра Ляпина «Анаша» («Ностальгия по холодному пиву», Препинаки «Друг мой верный, самолёт», Знаки Препинания «Рефлексия».

Также принимал участие в записи сборников «Наполним небо добротой» (Рок-фестиваль в Петербурге в 1996 году), «Новая волна питерского рока» (1996), «Странные скачки» (трибьют В. С. Высоцкого). Позже уехал в Германию, где совместно с интернет-порталом Germany.ru создал культурную программу «Русский рок в Германии». В рамках программы, начиная с 2003 года, провёл в Германии гастроли таких групп и артистов, как «ДДТ», «Алиса», «ЧайФ», «АукцЫон», «Агата Кристи», «Мумий Тролль», «Ю-Питер», «Ленинград», «Ария», «Сурганова и Оркестр», Земфира, «Ночные снайперы», «Би-2», «Крематорий», «Аквариум», «5'nizza», «Сплин», «Звери», «Billy’s Band», «Пикник», Сергей «Силя» Селюнин, Захар Май, Умка, Настя Полева и других. Иногда играет с группой ДДТ в качестве приглашённого музыканта.

Ссылки

• ddt-msk.kladzvezd.ru/sostav/murz.htm
• www.ddt-msk.org/members.html?id=41
• botinok.co.il/node/89081
• www.zvuki.ru/R/P/2854/

Отрывок, характеризующий Муратов, Андрей Ростиславович

С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.