Время (альбом)
| Время | |||||||||||||||||||||||||||||||||
 | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Альбом DDT | |||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Записан | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Жанры | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Длительность | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Продюсер | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Страна | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Лейблы |
DDT Records (1997) | ||||||||||||||||||||||||||||||||
| Профессиональные рецензии | </tr>|||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Хронология DDT | </tr>|||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Переиздание XXI век | |||||||||||||||||||||||||||||||||
 Обложка переиздания 2001 года </td>
</tr> </td></tr> </table>К:Альбомы 1985 года «Время» — четвёртый альбом группы DDT, записанный в Москве в ноябре 1985 года. СодержаниеИстория созданияАльбом писался в Москве, сначала — в студии в одном из ДК в районе Преображенки[3], затем дописывался в девятиэтажке возле станции метро Пражская[1], на квартире Валентина Щербины (тогдашний звукооператор группы «ДК») в условиях глубочайшего подполья (предварительные договорённости с московскими студиями не дали результата[3]). Запись велась на четырёхдорожечный Akai[2]. Сведение проходило на подпольной студии-квартире Игоря Васильева, поскольку Щербина в связи с этим был арестован и вскоре эмигрировал в США. Это последний альбом ДДТ с уфимскими музыкантами: Владимиром Сигачёвым, Ниязом Абдюшевым, Сергеем Рудым. Лидер-гитариста отыскать не удалось[3], но в записи приняли участие саксофонист Сергей Летов и скрипач Сергей Рыженко[2]. Большинство незнакомых песен разучивались Летовым и Рыженко прямо на месте[3]. Аренда барабанной установки стоила больших денег; Владимир Кузнецов предоставил группе электронные барабаны Yamaha RX-11 (в СССР на тот момент — диковинка), хотя первое время музыкантам было тяжело работать под механический ритм[3]. Произошёл конфликт интересов с местными звукооператорами, не принимавшими в расчёт мнение самих музыкантов. По словам Сергея Рудого, «приходилось постоянно преодолевать сопротивление этих людей, привыкших работать с эстрадными или полублатными группами, чтобы записать не какой-нибудь шелест, а полноценный рок-звук»[3]. Узнав, что на студии записывается Шевчук, операторы какое-то время даже не хотели отдавать фонограммы; запись удалось отстоять чудом[3]. Шевчук характеризует альбом Время как «светлый»[4] и «хороший во всех отношениях»[2]. На фоне «нововолнового» ритма звучат классические клавишные, джазовые риффы саксофона и непривычно экономичная гитара[2]. Звучащая в прологе фраза «Иван Иваныч умер!» являла собой «приговор тому дебилизму, который давил на нашу страну семьдесят с лишним лет»[2]. Т Альбом включён в сводку «100 магнитоальбомов советского рока» Александра Кушнира[3]. Детали изданияОригинал считался утерянным, был найден в архивах Валентина Щербины. Запись восстановлена звукооператором Владимиром Кузнецовым. Позже издавался на компакт-дисках и магнитофонных кассетах. Обложка оформлена художником Владимиром Дворником. Список композицийАвтор слов и музыки — Юрий Шевчук (кроме № 2):
Участники записи
Напишите отзыв о статье "Время (альбом)"ПримечанияЛитература
Ссылки
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Время (альбом)
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
