Мусабеков, Газанфар Махмуд оглы

Газанфар Мусабеков азерб. Qəzənfər Mahmud oğlu Musabəyov<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель ЦИК СССР от ЗСФСР
21 мая 1925 — 12 января 1938
Предшественник:	Нариман Нариманов
Преемник:	должность упразднена
Председатель Совета Народных Комиссаров Азербайджанской ССР
6 мая 1922 — 14 марта 1930
Предшественник:	Нариман Нариманов
Преемник:	Дадаш Буниатзаде
Председатель ЦИК Азербайджанской ССР
14 марта 1930 — 15 декабря 1931
Предшественник:	Самед Ага Агамалы оглы Султан Меджид Эфендиев (и.о)
Преемник:	Султан Меджид Эфендиев
Председатель Совета Народных Комиссаров ЗСФСР
28 января 1932 — 5 декабря 1936
Предшественник:	Иван Дмитриевич Орахелашвили
Преемник:	ЗСФСР упразднена
Рождение:	14 (26) июля 1888(1888-07-26) с. Пиребедиль (Кубиннский уезд), Бакинская губерния, Российская империя ныне Шабранский район
Смерть:	9 февраля 1938(1938-02-09) (49 лет) Москва, РСФСР
Мать:	Диба Гусейн кызы Мусабекова
Супруга:	Арифа Ахмед кызы Мусабекова
Партия:	РКП(б)
Образование:	Университет Святого Владимира
Профессия:	Врач
Награды:

Газанфа́р Махму́д оглы́ Мусабе́ков (азерб. Qəzənfər Mahmud oğlu Musabəyov, 14 (26) июля 1888 — 9 февраля 1938) — советский и азербайджанский политический деятель и революционер, Председатель СНК Азербайджанской ССР (1922—1930), Председатель СНК ЗСФСР (1932—1936). Кандидат в члены ЦК ВКП(б) (1925—1937).

Биография

Ранние годы

Газанфар Мусабеков родился 26 июля 1888 года в семье рабочего в селении Пиребедиль Кубинского уезда Бакинской губернии (ныне Шабранский район). О своих школьных годах в своей автобиографии Мусабеков пишет:

После маленькой школьной подготовки в городе Кубе поступил в 1-ю Бакинскую гимназию, где и окончил полный курс в 1911 г. Смерть отца и забота о малолетних сёстрах на год прервали моё дальнейшее образование.

Мусабеков окончил медицинский факультет Университета Св. Владимира (Киев) в 1917 г. В марте 1917 года Мусабеков стал председателем Исполнительного комитета Кубинского Совета, а в декабре того же года заместителем председателя Бакинского губернского продовольственного комитета. В своей автобиографии он описывает это так:

В 1917 г. окончил медицинский факультет, выдержал государственный экзамен на диплом врача и выехал в год Февральской революции в Азербайджан. Желая отдаться работе среди своего отсталого народа, не пожелал остаться в Баку — выехал в Кубу, где был на съезде избран председателем исполкома в совет рабочих, крестьянских и матросских депутатов.

В августе 1918 года Мусабеков отбыл в Поволжье, где помог Нариманову в организации мусульманского военного лазарета в Астрахани. В том же году он вступил в ряды РКП(б) и был назначен председателем мусульманской секции Астраханского комитета РКП(б) (август 1918 — апрель 1920). Также возглавил местное отделение азербайджанской социал-демократической организации «Гуммет».

Деятельность в Азербайджане

27 апреля 1920 года части 11-й Армии перешли азербайджанскую границу и, не встретив сопротивления, на следующий день вошли в Баку. Азербайджан был провозглашён Советской Социалистической Республикой. Мусабеков вернулся на родину. 28 апреля он стал членом Временного Военно-революционного комитета Азербайджана, оставаясь им до 19 мая 1921 года. С мая 1921 по 1922 год он занимал должность Народного комиссара продовольствия Азербайджанской ССР. Одновременно с июля 1921 по ноябрь 1922 — кандидат в члены Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала.

В апреле 1922 года Мусабеков временно возглавил правительство Азербайджана из-за отсутствия Нариманова, участвовавшего в Генуэзской конференции. Позже в этом же году Мусабеков официально занял пост Председателя СНК ССР Азербайджан (1922—1938). 21 мая 1925 года постановлением I-й сессии ЦИК СССР III-го созыва Мусабеков был назначен председателем ЦИК СССР. 31 декабря того же года XV съезд ВКП(б) избрал Мусабекова кандидатом в члены ЦК. В 1930 году Газанфар Мусабеков стал председателем ЦИК Азербайджанской ССР и позднее занял пост Председателя ЦИК ЗСФСР. 28 января 1932 года постановлением II-й сессии ЦИК ЗСФСР VI-го созыва Мусабеков был освобождён от должности Председателя ЦИК ЗСФСР и назначен председателем СНК ЗСФСР.

25 июня 1937 года постановлениемм пленума ЦК ВКП(б) Мусабеков был выведен из состава ЦК ВКП(б). В том же месяце его арестовали. 9 февраля 1938 года Военной коллегией Верховного суда СССР Газанфар Мусабеков был приговорён к высшей мере наказания по ст.58-8, 58-11 УК РСФСР и расстрелян в тот же день. Сестра Мусабекова — одна из первых азербайджанок-революционерок Айна Султанова, являвшаяся наркомом юстиции Азербайджанской ССР, и её муж Гамид Султанов также были расстреляны.

Награды и звания

• Орден Трудового Красного Знамени
• Почётный член Общества обследования и изучения Азербайджана

Ссылки

• [www.archontology.org/nations/ussr/ussr_state/musabekov.php Газанфар Махмуд-оглы Мусабеков (Gazanfar Mahmud-ogly Musabekov)]

Отрывок, характеризующий Мусабеков, Газанфар Махмуд оглы

– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.