Н’Дье, Ассан

Ассан Н'Дье
Общая информация
Полное имя	Мухаммед Ассан Н'Дье
Прозвище	Ассанчик, специалист по «Динамо»
Родился	Нгуекох, Сенегал
Гражданство
Рост	188 см
Вес	74 кг
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Молодёжные клубы
	Жанна д’Арк
Клубная карьера*
	неизвестно
1995—2000	Жанна д’Арк	110 (7)
2001—2003	Шахтёр (Донецк)	56 (4)
2004—2005	АСК	? (?)
2005—2006	Жанна д’Арк	? (?)
Национальная сборная**
1999—2001	Сенегал	37 (3)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ассан Н’Дье (фр. Assane N'Diaye; 1 августа 1974, Нгуекох, Сенегал — 13 февраля 2008, Дакар, Сенегал) — сенегальский футболист, защитник.

Биография

Его мать — медсестра, отец — кардиолог и владелец клиники в Париже. Ассан начал играть в футбол на улице, из-за игры в футбол часто прогуливал учёбу в школе. В детстве Ассан часто дрался и поэтому его отца вызывали в школу. В 10 лет попал в футбольную школу клуба «Жанна д’Арк». Ассан Н’Дье начинал играть как полузащитник, но когда травмировался центральный защитник команды, тренер поставил его в защиту, после этого он играл в качестве защитника. В 15 лет, играя в футбол, он сломал ногу. Н’Дье проучился полгода в медицинском университете, но вскоре бросил учёбу.

Клубная карьера

С 1995 года по 2000 год выступал за команду «Жанна д’Арк». В команде провёл 110 матчей и забил 7 мячей. Вместе с командой становился чемпионом Сенагала, и серебряным призёром. В 1999 году вместе с командой дошёл до финала Кубка КАФ, где его команда проиграла тунисскому «Сфаксьену». Играл за команду из Марокко.

В феврале 2001 года он перешёл в донецкий «Шахтёр», хотя у него были предложения из Марокко, а также от болгарского «Левски». Н’Дье взял себе 13-й номер, вот что об этом сказал он сам:

Когда я пришёл в «Шахтёр», то футболка с четвёртым номером, под которым я играл в раньше, уже была занята. Под этим номером уже играл Анатолий Тимощук. Ну, а если число 13 разбить на две цифры — 1 и 3, а потом их сложить, то получится как раз 4. Я посчитал это хорошим знаком. Конечно, я помню, что когда выбирал футболку, то все мне говорили, что 13 — это плохой номер.

В чемпионате Украины дебютировал 11 марта 2001 года в домашнем матче против полтавской «Ворсклы» (1:0). Ассан стал любимцем болельщиков «Шахтёра», он запомнился двумя забитыми мячами в двух разных сезонах Высшей лиги против принципиального соперника «горняков» киевского «Динамо». После одного из матчей президент «Динамо» Игорь Суркис заявил, что Ассан самый неудобный для его команды игрок «Шахтёра» . В сезоне 2000/01 вместе с командой выиграл Кубок Украины, в финале в дополнительное время обыграв киевский ЦСКА (2:1). В Высшей лиги этого сезона «Шахтёр» занял 2-е место, уступив своему принципиальному сопернику «Динамо».

Летом 2001 года команда участвовала в квалификации Лиги чемпионов, «Шахтёр» начал турнир со 2-го квалификационного раунда, в котором ему попался швейцарский «Лугано». В первом домашнем матче «горняки» одержали победу (3:0), Н’Дье в этом матче получил жёлтую карточку. В ответном матче Ассан получил красную карточку на 90-й минуте, а «Шахтёр» проиграл (2:1), но всё-равно прошёл дальше. Из-за полученной карточки он не смог принять участие в следующем раунде, где «Шахтёр» уступил немецкой «Борруссии» из Дортмунда и вылетел из турнира.

В сезоне 2001/02 «Шахтёр» впервые стал чемпионом Украины, причём по ходу сезона не проиграл ни в одной встрече. Н’Дье в этом сезоне сыграл 23 матча и забил 2 гола («Динамо» и «Полиграфтехнике»). В Кубке «Шахтёр» также одержал победу, тем самым сделав «золотой дубль».

Н’Дье неоднократно приглашали перейти в клубы Франции и Турции, но он оставался верен «Шахтёру», несмотря на неудачи клуба в сезоне 2002/2003. После того как новым тренером стал Мирча Луческу, Ассан не попал в список участников учебно-тренировочных мероприятий и вскоре получил статус свободного агента. Была информация о том, что ему требуется лечение артроза.

В июле 2004 года он вернулся на родину, где играл за клубы АСК и «Жанна д’Арк». После пытался трудоустроиться в клубах Швеции и Франции. В 2005 году появилась информация, что он может вернуться в «Шахтёр» в качестве тренера-селекционера в Африке.

Карьера в сборной

С 1999 года по 2001 год выступал за национальную сборную Сенегала, провёл 37 матчей и забил 3 гола. Играл в качестве капитана команды.

Участвовал в Кубке африканских наций 2000 в Гане и Нигерии. На турнире он провёл все 4 матча своей сборной. Сенегал в группе занял 2 место, уступив лишь Египту. В четвертьфинале «львы» уступили Нигерии (2:1 в дополнительное время), дубль в ворота сенегальцев забил Джулиус Агахова, с которым Ассан впоследствии играл в «Шахтёре».

После того как сборную Сенегала возглавил Брюно Метсю, Ассан перестал попадать в состав. Перед Кубком африканских наций 2002 Н’Дье получил травму и не смог принять участие в турнире.

Смерть

13 февраля 2008 года в возрасте 33 лет Н’Дье скончался в Дакаре после непродолжительной болезни. По одной из версий, он умер во сне.

Достижения

• Чемпион Сенегала (1): 1999
• Серебряный призёр чемпионата Сенегала (1): 1997
• Финалист Кубка КАФ (1): 1998
• Чемпион Украины (1): 2001/02
• Серебряный призёр чемпионата Украины (2): 2000/01, 2002/03
• Обладатель Кубка Украины (1): 2001/02
• Финалист Кубка Украины (1): 2002/03

Характеристика игры

Он цепко играет в защите, хорошо видит поле — может начать атаку, и очень здорово играет головой.

(Виктор Прокопенко)

Личная жизнь

По вероисповеданию Ассан был мусульманином. Кроме него в семье было 2 брата и 2 сестры, причём братья старше него, а сёстры младше. Его семья в основном работает в Париже.

Н’Дье был женат на девушке Фату, с которой познакомился в Марокко в кафе. На их свадьбе было более 500 человек, праздновали её три дня. В конце июня 2002 года у Ассана родился сын, которого назвали Ассаном. У Н’Дье было два дома в Дакаре и Париже.

Ассан говорил, что не может обойтись без музыки, его любимыми исполнителями были Крейг Дэвид, «ВИА Гра» и «Гости из будущего». Его кумиром был Маттиас Заммер, известный немецкий футболист.

Сергей Попов характеризовал Ассана как очень энергичного, весёлого и общительного человека, а Сергей Ателькин как дружелюбного и отзывчивого.

Ссылки

• [old.terrikon.dn.ua/team/player/assan.htm Профиль на сайте «Террикон»]. [www.webcitation.org/6Chm0hJHJ Архивировано из первоисточника 6 декабря 2012].  (рус.)
• [weltfussball.de/spieler_profil/assan-ndiaye/ Профиль на сайте weltfussball.de]. [www.webcitation.org/6Chm1lmLx Архивировано из первоисточника 6 декабря 2012].  (нем.)
• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=34927 Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)
• [www.ffu.org.ua/ukr/tournaments/prof/27333 Статистика на сайте Федерации футбола Украины] (укр.)

Отрывок, характеризующий Н’Дье, Ассан

– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.