Непокойчицкий, Артур Адамович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Артур Адамович Непокойчицкий

А. А. Непокойчицкий. Гравюра с фотографии, 1878
Дата рождения

8 декабря 1813(1813-12-08)

Место рождения

Слуцк,
Российская империя

Дата смерти

11 ноября 1881(1881-11-11) (67 лет)

Место смерти

Санкт-Петербург,
Российская империя

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Главный штаб Русской императорской армии

Звание

Генерал от инфантерии

Сражения/войны

Кавказская война,
Венгерская кампания 1849 года,
Крымская война,
Русско-турецкая война (1877—1878)

Награды и премии

Артур Адамович Непокойчицкий (18131881) — русский генерал, участник Кавказских походов, Крымской войны и русско-турецкой войны 1877—1878 гг., владелец усадьбы Осташево.





Биография

Родился 8 декабря 1813 года в Слуцке в семье уездного предводителя дворянства, происходил из белорусского шляхетского рода.

По окончании курса в Пажеском корпусе 30 августа 1832 г. был произведён из камер-пажей в прапорщики и вступил в Лейб-гвардии Преображенский полк, из которого был направлен в Императорскую военную академию. 11 октября 1834 г., по завершении обучения в Академии, в чине подпоручика (произведён 1 января 1834 г.) был командирован как офицер Генерального штаба в 5-й пехотный корпус, где последовательно занимал должности дивизионного квартирмейстера и старшего адъютанта корпусного штаба и произведён в поручики (29 января 1836 г.), штабс-капитаны (29 мая 1836 г.) и капитаны (29 марта 1939 г.).

В 1841 году Непокойчицкий был командирован на Кавказ и в составе чеченского отряда генерала П. Х. Граббе участвовал в ряде экспедиций против Шамиля, в том числе и в штурме Ахульго, боях у Захан-Юрта и набеге отряда полковника П. П. Нестерова в землю галашевцев, за отличие награждён орденом св. Станислава 2-й степени. Вернувшись в конце года в свой корпус, Непокойчицкий снова приступил к исполнению обязанностей по должности старшего адъютанта. Однако, через два года, когда 5-й корпус был переведён на Кавказ, Непокойчицкий снова принял участие в боевых делах, на этот раз в Дагестанском отряде генерала А. Н. Лидерса. Состоя в этом отряде Непокойчицкий особенно отличился при овладении Ахтынской переправой и при переходе через Сулак, а также в бою при Черкее. В 1844—1845 гг. он снова состоял в Чеченском отряде, действовавшем против Шамиля, и принял участие в Даргинской экспедиции, отличился в деле на высотах Азала. За все эти дела Непокойчицкий был награждён орденами св. Анны 2-й степени (13 октября 1844 г., за отличие на Сулаке), св. Владимира 4-й степени с бантом (12 апреля 1845 г., за отличие в кампании 1844 г.), мечами и бантом к ордену св. Станислава 2-й степени (1 июля 1845 г., за отличие на высотах Азал), мечами к ордену св. Анны 2-й степени (21 августа 1845 г., за отличие при Дарго) и чином подполковника (26 марта 1844 г.). В августе 1845 г. Непокойчицкий был назначен обер-квартирмейстером 5-го пехотного корпуса и вместе с корпусом был передислоцирован в Ставрополь, 18 октября 1847 г. произведён в полковники.

В Венгерскую кампанию 1849 г. Непокойчицкий был начальником штаба отряда своего корпуса и находился в Трансильвании, и за отличия в сражениях с инсургентами при взятии укреплений в Темешском и Ротенбургском ущельях, при занятии Кронштадта и Германштадта, в сражениях при Сегешваре и Мюленбахе получил чин генерал-майора (4 августа 1849 г., старшинство с 25 июля 1849 г.), пять именных Высочайших благоволений и орденов св. Владимира 3-й степени (12 октября 1849 г., за отличие при взятии Кронштадта) и св. Станислава 1-й степени с мечами (12 октября 1850 г.). В сентябре 1849 г. Непокойчицкий был назначен исполняющим дела начальника штаба войск, занимавших Молдавию и Валахию, а в 1852 г. — начальником штаба 5-го пехотного корпуса. В это время им было написано [runivers.ru/lib/book4281/ «Описание войны в Трансильвании» (СПб., 1858).] 18 августа 1851 г. награждён орденом св. Анны 1-й степени (императорская корона к этому ордену пожалована 28 сентября 1852 г.) и 1 февраля 1852 г. — орденом св. Георгия 4-й степени за 25 лет службы в офицерских чинах.

Накануне Крымской войны Непокойчицкий был в составе миссии генерал-адъютанта князя Меншикова в Константинополе, а при открытии военных дейситвий вернулся в корпус и под руководством генерала Лидерса действовал на Дунайском театре. В марте 1854 г. Непокойчицкий форсировал Дунай у Галаца и принял самое деятельное участие во всех эпизодах осады Силистрии, за отличия был награждён орденом св. Владимира 2-й степени с мечами (30 июля 1854 г., за переправу через Дунай) и 29 декабря 1854 г. получил золотую шпагу с бриллиантами и надписью «За храбрость» (за осаду Силистрии). 22 сентября 1855 г. был произведён в генерал-лейтенанты и 27 декабря назначен начальником штаба Южной армии и сухопутных и морских сил, находящихся в Крыму, а 27 марта 1856 г. определён начальником штаба 2-й армии и 26 августа 1856 г. был удостоен ордена Белого Орла.

В эпоху реформ императора Александра II Непокойчицкий был призван к разработке разнообразных законодательных актов и административных вопросов, 25 августа 1857 г. состоялось его назначение председателем Комитета о сокращении штатов Военного министерства, в 1859 г. он был назначен председателем Военно-кодификационной комиссии. 21 августа 1864 г. Непокойчицкий получил место члена Военного совета, 27 марта 1866 г. получил орден св. Александра Невского (алмазные знаки к этому ордену получил 17 апреля 1870 г.), 31 марта 1868 г. произведён в генералы от инфантерии, а 30 августа 1874 г. пожалован в генерал-адъютанты и назначен председателем Особой временной комиссии по управлению Императорской медико-хирургической академией. В том же году в газете «Русский инвалид» (№ 50) была опубликована биография генерал-адъютанта А. Н. Лидерса, вышедшая из под пера Непокойчицкого.

Накануне Турецкой войны 1877—1878 гг. Непокойчицкий был назначен шефом 54-го Минского пехотного полка и определён на пост начальника полевого штаба действующей на европейском театре армии. Деятельность Непокойчицкого на этом посту, была, по отзывам современников, малоэнергичной. Тем не менее 15 июня 1877 он был отмечен орденом св. Георгия 3-го класса № 536

В награду за подвиги отличной распорядительности во время войны с Турцией, увенчанные блестящим успехом при переходе русских войск через Дунай, в таком пункте, где неприятель не ожидал переправы.
и 29 ноября 1877 г. оденом св. Георгия 2-го кл. № 112
За деятельное участие при покорении Плевны, 28-го Ноября 1877 года.
Кроме этих наград, Непокойчицкий 16 апреля 1878 г. был награждён орденом св. Владимира 2-й степени с мечами и рядом иностранных орденов, среди которых прусский Pour le Mérite (26 апреля 1878 г.). Положительным качеством Непокойчицкого как начальника штаба было лишь его невозмутимое спокойствие и в штабе и на позициях под огнём, которое, однако, М. А Газенкампф характеризует в своём «Дневнике» как «старческую апатичность»; затем Непокойчицкий был полезен в качестве посредника при столкновениях главнокомандующего великого князя Николая Николаевича с Э. И. Тотлебеном и Д. А. Милютиным. Наиболее сильным нареканиям Непокойчицкий подвергся за привлечение к делу продовольствования армии компании «Грегер, Горвиц и Коган», часто находившей у него и его начальника канцелярии генерала Кущевского незаслуженную и не в интересах войск поддержку.

16 апреля 1878 г., по увольнении великого князя Николая Николаевича от должности главнокомандующего, Непокойчицкий был отчислен от должности начальника штаба и назначен членом Государственного совета. В последние годы жизни он был награждён ордном св. Владимира 1-й степени. А. А. Непокойчицкий скончался в Санкт-Петербурге 11 ноября 1881 г., похоронен на Волковском лютеранском кладбище.

Награды

Источники

  • Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
  • [ru.wikisource.org/wiki/Герои_и_деятели_русско-турецкой_войны_1877—1878/1878_(ВТ)/А._А._Непокойчицкий Генерал-адъютант А. А. Непокойчицкий, начальник штаба действующей армии] // Герои и деятели Русско-турецкой войны 1877—1878. — Изд. В. П. Турбы. — СПб., 1878. — С. 158—160.
  • Глиноецкий Н. П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. СПб., 1882.
  • Милорадович Г. А. Список лиц свиты из величеств с царствования императора Петра I по 1886 г. СПб., 1886.
  • Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
  • Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801—1906: Биобиблиографический справочник. СПб., 2007.

Напишите отзыв о статье "Непокойчицкий, Артур Адамович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Непокойчицкий, Артур Адамович

Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.