Новичков, Александр Степанович

Александр Степанович Новичков
Дата рождения	1914(1914)
Место рождения	село Городецкое, ныне Майнский район, Ульяновская область, Россия
Дата смерти	23 августа 1944(1944-08-23)
Место смерти	в районе города Замбрув, ныне Замбрувский повят, Подляское воеводство Польша
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1936— 1938 1941—1944
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Александр Степанович Новичков (1914 — 23 августа 1944) — участник Великой Отечественной войны, командир батальона 609-го стрелкового полка 139-й стрелковой дивизии 50-й армии 2-го Белорусского фронта, Герой Советского Союза (1945), капитан.

Биография

Родился в 1914 году в селе Городецкое ныне Майнского района Ульяновской области (Россия) в крестьянской семье. Русский. Окончил 7 классов. Жил и работал в Сталинграде (ныне Волгоград).

С 1936 по 1938 год проходил действительную срочную службу в РККА.

Вновь призван Сталинградским горвоенкоматом в 1941 году.

В действующей армии — с декабря 1941 года. Сражался на Западном фронте.

В 1942 году окончил курсы младших лейтенантов, после чего направлен в 139-ю стрелковую дивизию.

С 2 по 31 марта 1943 года в составе 50-й армии принимал участие в Ржевско-Вяземской наступательной операции, затем до августа 1943 года 139-я СД находилась в обороне в районе города Киров Калужской области.

С 7 по 2 октября 1943 года в составе 139-й СД, входившей в 10-ю армию, участвовал в Смоленской стратегической наступательной операции.

В боях на Спас-Деменском направлении командир стрелковой роты 609-го стрелкового полка старший лейтенант Новичков отличился в боях за населённые пункты Игнатовка, Владимировка, Латыши, Ковалёвка Куйбышевского района Калужской области. Со своей ротой он отражал в день по нескольку контратак противника, каждый раз заставляя его отходить с большими потерями. За период с 10 по 17 августа 1943 года его рота уничтожила до 95 солдат и офицеров, захватила 4 ручных пулемёта, несколько велосипедов, взяла в плен одного солдата. Приказом по 10-й армии № 23/н от 30 августа 1943 года Новичков был награждён орденом Красной Звезды и назначен командиром батальона.

С 12 октября по 2 декабря 1943 года в составе 139-й СД 49-й армии участвовал в Оршанской наступательной операции.

В 1943 году Новичков вступил в ВКП(б).

2 января 1944 года в боях на территории Могилевской области Белоруссии получил осколочное ранение в висок и в ногу.

С 23 июня по 4 июля 1944 года в составе 139-й СД 50-й армии 2-го Белорусского фронта участвовал в Могилёвской и Минской наступательных операциях.

Особо отличился в ходе Могилёвской операции при освобождении города Могилёв.

28 июня 1944 года, получив приказ форсировать Днепр и штурмом ворваться в город Могилёв, Новичков подготовил свой батальон, скрытно подвёл его к реке на центральном направлении и внезапно форсировал Днепр. В момент форсирования реки офицерский, сержантский и рядовой состав был настолько подготовлен, что каждый участник переправлялся на досках, брёвнах и вплавь, и задача по форсированию Днепра была выполнена блестяще. Личный состав рвался вперёд, опрокинул оборону противника, штурмом ворвался в Могилёв и завязал рукопашную схватку с противником. Борьба проходила буквально за каждый дом, хорошо обученные бойцы очищали дома, чердаки, погреба, уничтожали противника и забирали пленных. Отбивая контратаки противника, капитан Новичков искусно маневрировал своими подразделениями, обходил противника, окружал и брал в плен. За эти дни батальоном взято в плен 95 унтер-офицеров, 5 полковников, 130 солдат. Захвачены трофеи: 100 лошадей, 5 раций, 50 автомашин, 5 продовольственных складов, 10 орудий разного калибра и много другого военного имущества. Во всех операциях Новичков находился с бойцами и, лично показывая образцы героизма, увлекал за собою своих подчиненных, за что был представлен к званию Героя Советского Союза.

С 5 по 27 июля 1944 года в составе 139-й СД 49-й армии участвовал в Белостокской наступательной операции.

23 августа 1944 года во время боёв на польской территории в районе города Замбрув (Подляское воеводство, юго-западнее Белостока) командир батальона 609-го стрелкового полка 139-й СД майор Новичков погиб, подорвавшись на мине.

Похоронен в городе Замбрув Польша.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм Новичкову Александру Степановичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза (24.03.1945);
• орден Ленина (24.03.1945);
• орден Красной Звезды (30.08.1943).

Память

• Имя Героя высечено золотыми буквами в зале Славы Центрального музея Великой Отечественной войны в Парке Победы города Москва.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. Минск, 1984. / стр. 384.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=16055 Новичков, Александр Степанович]. Сайт «Герои Страны».

• [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0008/a8497397.shtml Библиотека — Люди и книги. Новичков, Александр Степанович].
• [pobeda.simbirsk.name/person/Novichkov_4587/ Фотолетопись «Ульяновцы: путь к Победе» Новичков, Александр Степанович].

Отрывок, характеризующий Новичков, Александр Степанович

Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.