Новый год в Греции

Новый год в Греции — государственный праздник, отмечаемый греками в соответствии с григорианским календарём, наступающий в ночь с 31 декабря на 1 января. Рождество здесь предшествует Новому году и отмечается в ночь с 24 на 25 декабря.

История

Примечательно что в Древней Греции Новый год приходился на самый длинный день в году — 22 июня, так как своё летоисчисление греки вели от первого дня Олимпийских игр, которые устраивались в честь Геракла.

1 января в Греции совпадает с днём Днём Св. Василия (Айос Василиас), который считается покровителем малоимущих. Именно Святой Василий играет роль Деда Мороза в Греции. Греческие дети готовятся к тому что Св. Василий посетит дома, проникнув внутрь через каминную трубу. В ожидании подарков, они оставляют на ночь у камина свои башмаки — в надежде найти в них наутро подарки.

Традиции

Новый год принято встречать дома в кругу семьи и близких друзей. Отправляясь в гости к хозяевам, греки берут с собой камень, который кидают у порога хозяйского дома. Если камень увесист, приговаривают: «Пусть богатства хозяина будут тяжелы, как этот камень». А если он невелик, то говорят: «Пусть бельмо в глазу у хозяина будет таким же маленьким, как этот камень». В Греции также принято обмениваться «фотиками». Фотики — это шампуры с нанизанными на них фруктами. Обычно используют цитрусовые, инжир, яблоки, леденцы. Наверху устанавливают символ света и надежды — свечу. Особо интересен обычай по которому ровно в полночь хозяин дома выходит во двор и разбивает об стену плод граната. Если зерна граната разлетятся по всему двору, то в новом году его семье повезёт. После этого все члены семьи обмакивают пальцы в мёд и облизывают их.

Новогодняя кухня

Новогодний стол в континентальной Греции — это непременно жареный поросёнок, к нему также подают печёную картошку как гарнир. На Эгейских островах, однако, островитяне предпочитают запекать индейку в вине. Десерты в Греции (захаропластии) очень любят и их очень много на новогоднем столе. Особенно любят пряное печенье, пропитанное мёдом или сиропом. Но главным блюдом является «василопита» — пирог с узорами из теста, смородины и орехов, внутрь которого (как и везде на Балканах) запекают монетку — символ счастья в Новом году. Разрезав пирог, смотрят кому она достанется. При разделе пирога первый кусочек пирога предназначается Св. Василию, второй кусочек — дому, следующий — самому старшему члену семью и так далее — до самого младшего, которому достается последний. новогодние гадания существуют и в Греции. Так например, некоторые девушки кладут свой кусочек пирога под подушку, чтоб увидеть во сне суженого. Существует множество новогодних примет и запретов: нельзя кричать, молоть или пить кофе, нельзя пускать в дом черных собак, так как собака — это бесовское животное, надо стараться не разбить посуду и проч.

См. также

• Василопита
• Праздники Греции
• Пасха в Греции
• Теофания в Греции

Отрывок, характеризующий Новый год в Греции

– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.