Шик, Ота

Ота Шик
чеш. Ota Šik
Дата рождения:	11 сентября 1919(1919-09-11)
Место рождения:	Пльзень
Дата смерти:	22 августа 2004(2004-08-22) (84 года)
Место смерти:	Санкт-Галлен
Гражданство:	Чехословакия Чехословакия Швейцария Швейцария
Партия:	Коммунистическая партия Чехословакии
Основные идеи:	демократический социализм
Род деятельности:	экономист, политик, вице-премьер ЧССР в 1968, экономический идеолог Пражской весны, профессор экономики Университета Санкт-Галлена
Дети:	Иржи Полак Мирослав Шик

Ота Шик (чеш. Ota Šik; 11 сентября 1919, Пльзень — 22 августа 2004, Санкт-Галлен) — чехословацкий экономист и политик, вице-премьер ЧССР в 1968, один из лидеров Пражской весны. Участник антинацистского Сопротивления, узник концлагеря Маутхаузен. Автор экономической программы чехословацких реформ в духе рыночного социализма, идеолог экономической демократии и социалистического «третьего пути». Экономический советник президента Чехословакии Вацлава Гавела в 1990. Профессор швейцарского Университета Санкт-Галлена.

Сопротивление и концлагерь

Отец — еврей, мать — чешка. Учился в немецкой школе. В 1933 поступил в пражскую Академию художеств, но не смог её окончить. С 17 лет зарабатывал на жизнь, одновременно продолжал заниматься живописью.

В 1939, после нацистской оккупации Чехословакии, примкнул к Сопротивлению. С 1940 член коммунистической партии. На следующий год был арестован гестапо и направлен в концлагерь Маутхаузен. Отбывал заключение вместе с будущим главой КПЧ и ЧССР Антонином Новотным и отцом будущего лидера Пражской весны Стефаном Дубчеком. В 1945 освобождён американскими войсками.

Экономика Пражской весны

Подготовка реформ

Ота Шик являлся видным экономистом коммунистического направления. В 1961 он был назначен директором Института экономики Чехословацкой академии наук. С 1962 — член ЦК КПЧ. Выступал против догматичного копирования советской экономической модели, состоял в комиссии по подготовке экономических реформ (планы такого рода готовились задолго до Пражской весны, ещё при правлении Новотного).

Шик стал активно пробивать идею радикальных экономических преобразований, не обращая внимания ни на какие препятствия. Наверное, с этого момента именно он мог считаться лидером чехословацких реформ, несмотря даже на свой относительно невысокий пост в государственной иерархии. В 1966 г. на очередном съезде КПЧ Шик во время своего выступления вышел за рамки собственно экономических реформ и сделал предложение о необходимости политической демократизации общества. Сидящий в президиуме съезда Брежнев оказался откровенно шокирован теми овациями, которые были вызваны выступлением малоизвестного ему чешского ученого.

Дмитрий Травин

В апреле 1968 новый генеральный секретарь ЦК КПЧ Александр Дубчек назначил Шика вице-премьером и координатором экономических реформ.

Самоуправленческий гуманизм

Свою экономическую концепцию Ота Шик характеризовал как «третий путь (альтернативный капитализму и социализму советского типа) экономической демократии». Доктрина основывалась на следующих основных принципах:

• максимальное развитие производственного самоуправления в промышленности

• учёт рыночных факторов при ценообразовании

• расширение прав предприятий в распоряжении прибылью

• индикативный характер центрального макроэкономического планирования

• активная антимонопольная политика

При такой общеэкономической среде Шик считал второстепенным вопрос о формальной принадлежности предприятия. Бенефициарами производства в его концепции выступают работники предприятий и общество в целом, совмещаются позитивные черты социалистической и капиталистической экономики при устранении негативных. При этом подчёркивалась значимость человеческого фактора, гуманистический характер концепции.

Эффектным шагом Шика стала публикация ранее скрываемой статистики, свидетельствовавшей о сильном отставании уровня жизни в Чехословакии от соседней Австрии (во времена Австро-Венгерской империи Чехия была более развитой областью). Этим обосновывалась необходимость проведения предложенных реформ. Была поставлена задача догнать Австрию по основным показателям в течение четырёх лет.

Теория вне практики

Реформаторские предложения Шика выглядели по тем временам смелыми и далеко идущими. Из всех представителей дубчековского руководства именно Ота Шик впоследствии подвергался наиболее жёсткой критике в советской пропаганде — как «правый ревизионист» и «реставратор капитализма». Однако впоследствии экономическая идеология Пражской весны стала считаться «наивной». Некоторые её тезисы были испытаны в СССР в период горбачёвской Перестройки и дали эффект, во многом обратный ожидаемому. Попытки совместить плановые начала с рыночными на основе самоуправления при доминировании государственной собственности обычно рассматриваются как малопродуктивные.

Программа главного экономического идеолога весны Оты Шика, заклейменная в качестве крайне ревизионистской, не шла дальше развития принципов рабочего самоуправления, децентрализации и внедрения прогрессивных моделей хозрасчета… Вопрос о природе собственности вообще не ставился… Возможно, партийно-хозяйственная номенклатура ЧССР была несколько более полированной, чем их советские собратья (хотя от чтения мемуаров такого впечатления не возникает), так ведь и в СССР в 1988 году часть номенклатуры шла по пути реформ, часть — по пути торможения, часть выжидала и колебалась вместе с линией партии, но никто еще всерьез не воровал — и кто бы мог вообразить, какими недюжинными талантами по этой части прославят себя неприметные (или даже прогрессивные) с виду номенклатурщики спустя всего два-три года.
Максим Соколов

При этом предложения Ота Шика практически не претворялись в жизнь. Экономическое реформирование в Чехословакии 1968 года не продвинулось дальше оживлённых дискуссий на эту тему. Причина заключалась не только в нехватке времени, но и в серьёзном сопротивлении со стороны значительной части партгосаппарата, не желавшего уступать какие-либо полномочия в сфере хозяйственного управления. Единственным конкретным результатом новой экономической политики стало появление в Праге частных такси.

В момент интервенции Варшавского договора Ота Шик находился в отпуске в Белграде. Под угрозой ареста он не стал возвращаться в Чехословакию. Эмигрировал в Швейцарию, преподавал экономику в Базеле, Манчестере, Санкт-Галлене. Написал ряд книг по экономике демократического социализма.

Эволюция взглядов

После Бархатной революции 1989 Ота Шик был приглашён в Прагу и назначен экономическим советником президента Вацлава Гавела. Однако ему не удалось оказать сколько-нибудь серьёзное влияние на экономическую политику. Реформы осуществлялись по модели Вацлава Клауса, основанной на экономическом либерализме, монетаризме и приоритете частных инвесторов, а не трудовых коллективов.

Сам Ота Шик признавал данный подход более адекватным экономической реальности:

Я помню нашу закулисную борьбу с Новотным. Для многих коммунистов-реформаторов сама мысль о частной собственности или совместных предприятиях была смертным грехом. Но даже тогда я был убежден, что идеальное решение — полнокровный капиталистический рынок. После двадцати лет жизни на Западе я тем более в этом не сомневаюсь.
После 1968 года нас обвиняли в том, что мы хотели вероломно превратить социалистическое общество в капиталистическое. Сегодня некоторые реформаторы предстают в качестве защитников социализма. Разве это не трагикомично?
Ота Шик, 1990

Ота Шик вернулся в Швейцарию, где оставался до конца жизни. Являлся профессором экономики Университета Санкт-Галлена.

Частная жизнь

Увлечением Оты Шика была живопись, он провёл несколько выставок своих работ в Праге и Цюрихе.

Один из его сыновей, театральный режиссёр и художник Иржи Полак, живёт в Берлине. Другой — архитектор Мирослав Шик — профессор Швейцарской высшей технической школы Цюриха.

Сочинения

• «Третий путь: марксистско-ленинская теория и современное индустриальное общество» (1972)
• «К гуманной экономической демократии» (1979)
• «Коммунистическая система власти» (1981)
• «Экономические системы» (1989)

См. также

• Зденек Млынарж

Отрывок, характеризующий Шик, Ота

– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.