Панчулидзев, Алексей Давыдович

Алексей Давидович Панчулидзев<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Саратовский губернатор
24 марта 1808 — 15 ноября 1826
Предшественник:	Пётр Ульянович Беляков
Преемник:	Александр Борисович Голицын
Саратовский вице-губернатор
1799 — 24 марта 1808
Предшественник:	Василий Михайлович Сушков
Преемник:	Никифор Михайлович Заварицкий
Рождение:	1758(1758)
Смерть:	29 июля 1834(1834-07-29) Саратов
Род:	Панчулидзевы
Отец:	Давид Матвеевич Панчулидзе
Награды:

Алексей Давидович Панчулидзев (1758—1834) — действительный статский советник, в 1808-26 гг. саратовский губернатор.

Биография

Происходил из семьи небогатых имеретинских дворян Панчулидзевых. Отец его, Давид Матвеевич Панчулидзе, в 1750-х годах переселился из Грузии в Россию, занимал ряд должностей в разных городах: в 1764 году служил воеводой в Мценске, в 1776 году — воеводой в Великом Устюге, а в 1782 году переведён в Саратов на должность советника саратовской гражданской палаты.

Указание в формулярном списке (Государственный архив Саратовской области) А. Д. Панчулидзева его возраста на дату смерти (76 лет) позволяет вычислить дату его рождения — около 1758 года.

С юных лет служил в армии, в 1768 году, он был определён «в артиллерию фурьером», в 1775 году стал сержантом и в 1780-м — штык-юнкером. Учился в Кадетском корпусе, откуда в 1784 году был уволен по слабости здоровья в чине подпоручика. Предположительно, переехал к отцу в Саратов, приступил к гражданской службе в Саратовской палате уголовного суда. Служил в ряде других гражданских учреждений Саратова, в 1801 году был назначен саратовским вице-губернатором; 21 мая 1808 года — саратовским гражданским губернатором.

При Алексее Панчулидзеве был учрежден в 1812 г. новый план г.Саратова с регулярной застройкой кварталов. При участии А.Панчулидзева была открыта гимназия, в 1810 году появился небольшой деревянный театр с труппой из его дворовых, сформирован оркестр, возобновлена губернская типография.

Деятельность А.Панчулидзева коснулась всех сторон местной жизни. В июне 1813 г. он отдал предписание не отдавать в рекруты оспопрививателей, повелел в случае укуса бешеной собакой всем обращаться к пособию медицинских чиновников. А.Панчулидзев славился своими обедами и балами, на которых бывали уездные чиновники, помещики, купцы, чиновники его канцелярии. Губернатор жил с большим комфортом. При его доме имелись обширный сад и прекрасная роща с прудами. Здесь устраивались пиры, гулянья, фейерверки.

При всех достоинствах А.Панчулидзев не был лишен слабости к взяткам, что послужило причиной его отставки. При ревизии сенатор Н. И. Огарев спросил А.Панчулидзева:

«При губернаторе Белякове Саратовская губерния хоть Богу молилась, ну, а при вас, в 20 лет, что делала?»

Алексей Давыдович холодно, с иронией ответил:

«Плясала, Ваше Высокопревосходительство».

После отставки Панчулидзев жил в Саратове, выезжал только на лето в своё имение Бессоновку Саратовского уезда, где у него был винокуренный завод.

В конце XX века А. Д. Панчулидзеву в Саратове был установлен памятник при входе с ул. Рахова в Саратовский ГПКиО им. А. М. Горького.

Брак и дети

Вступал в брак трижды. В 1790-е годы женился на Марии Александровне Гладковой (1770—1799), племяннице крупного виноторговца и помещика Г. В. Гладкова. Вторая жена Анна Сергеевна Мачевериани (ум. в 1802). Последней женою его была дочь Петра Петровича Демидова — Екатерина (1782—1847). Одна из современниц, описывая свое прибывании в Саратове в 1813 году, писала о семье Панчулидзевых:

Губернатор премилый человек, он совершенно на своем месте, во всех отношениях. От первой жены у него две дочери, обе замужем. Они очень приятные особы. Жена губернатора остроумна, толкует о книгах, о разных авторах, о воспитание, любит иностранцев, убеждена, что лишь она умеет воспитывать детей. Она не глупа, но у нее слишком много претензий. Она отлично исполняет свои обязанности, но и немало гордится своими достоинствами.

Оставил многочисленное потомство:

• Мария (1785/1789—1845) — в первом браке — Любовцева, во втором с 1811 года — супруга Александра Михайловича Устинова (1789—1818), сына купца Михаила Андриановича Устинова, получившего дворянство. Их внучка — Н. А. Столыпина.
• Александр Алексеевич (1790—1867) — пензенский губернатор.
• Анна Алексеевна (1793—1815) — супруга Льва Яковлевича Рославлева". Их дочь, Мария Львовна, жившая в доме дяди Александра Алексеевича на правах бедной родственницы, стала женой Н. П. Огарёва. Вторая дочь, Софья Львовна (ок. 1813—1848), вышла замуж Михаила Гавриловича Каракозова.
• Дмитрий Алексеевич (1798—1822).
• Ольга Алексеевна (1802—1842) — за Е. И. Пашковым.
• Варвара Алексеевна (1806—?) — замужем за П. И. Владыкиным.
• Людмила Алексеевна (1812—?) — не замужем.
• Алексей Алексеевич (1816—1880) — женат на Наталье Павловне Вигель (1825—1870). Их сын — С. А. Панчулидзев.
• Софья Алексеевна (1817—?) — не замужем.

Ссылки

• [www.sarrest.ru/cultura/pers/10/gnl05.html Губернаторы Саратова. Панчулидзев Алексей Давыдович]

Отрывок, характеризующий Панчулидзев, Алексей Давыдович

Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.