Поэма о море

Поэма о море
Жанр	драма кинопоэма
Режиссёр	Юлия Солнцева
Автор сценария	Александр Довженко
В главных ролях	Борис Ливанов Борис Андреев Михаил Царёв Зинаида Кириенко Иван Козловский
Оператор	Гавриил Егиазаров
Композитор	Гавриил Попов
Кинокомпания	«Мосфильм»
Длительность	114 минут
Страна
Язык	русский
Год	1958
Выход фильма «Поэма о море»

К:Фильмы 1958 года

«Поэма о море» — игровой фильм, снятый в 1958 году вдовой Александра Довженко Юлией Солнцевой по его сценарию. Картина, повествующая о том, какой драмой обернулось строительство Каховской ГЭС для жителей ближнего к станции села, получила ряд наград на Всесоюзном и международных кинофестивалях. Александр Довженко был посмертно удостоен Ленинской премии (1959).

Лента стала дебютом в кино для актрисы Нины Сазоновой. Роль Кобзаря сыграл Иван Козловский.

Сюжет

Возвращаясь после долгой разлуки в дорогие сердцу места, генерал Федорченко (Борис Ливанов) вспоминает, как много лет назад он покидал родное село. Мать и председатель колхоза уговаривали его остаться, но юношу манили другие дали. Точно так же, невзирая на увещевания близких, устремлялись на учёбу и работу в большие города его бывшие одноклассники.

Дорога домой лежит через Новую Каховку — молодой город, живущий грядущим пуском Каховской гидроэлектростанции. Прибыв в село, Федорченко узнаёт, что возведение ГЭС оставило колхоз без рабочих рук: почти все выпускники местной школы отправились на большую стройку. Следующим открытием для генерала становится известие, что одновременно с ним в село начали съезжаться люди, не бывавшие здесь несколько десятилетий. Среди них — известный архитектор, полярный исследователь, летчик, писатель, заместитель министра, шесть полковников. Спустя годы они не сразу узнают друг друга; все взволнованы встречей.

Этот съезд земляков не случаен. Собрав всех прибывших на площади, председатель колхоза Савва Зарудный (Борис Андреев) объявляет, что село, имеющее давнюю и богатую историю, доживает последние дни. Оказавшись в зоне затопления, оно с пуском станции уйдёт на дно. Исчезнут белёные хаты, вишнёвые сады, клуб, школа, могилы дедов и прадедов. На их месте появится море. Для того чтобы люди могли последний раз увидеть родные хаты, Зарудный написал десятки писем и вызвал в село тех, кто когда-то его покинул.

История фильма

Я искренне приняла в своё сердце всё то, что было близко и дорого украинскому художнику, и с огромной радостью стала работать над его всегда взволнованными, всегда наполненными ощущением ветра и моря, ощущением огромности и нужности жизни вещами. —  Юлия Солнцева

Александр Довженко начал работать над своим последним сценарием, будучи уже серьёзно больным. В письме, адресованном прозаику Юрию Смоличу (октябрь 1956), режиссёр благодарил товарища за замечания и признавался, что сил на серьёзную переработку отдельных эпизодов ему не хватает:

Знаю я, что над морем надо ещё много работать. И если хватит мне времени, и вечер мой будет тихий и долгий, я сделаю ещё много приятного, а пока извини.

В ту пору в дневнике Довженко появляется запись: «Тяжело мне жить. Годами смотреть, как закапывают меня живым в землю…» Сценарий был завершён, но приступить к работе над фильмом режиссёр не успел: он скончался в канун первого съёмочного дня.

После смерти мужа Юлия Солнцева решила снять «Поэму о море», несмотря на то, что её самостоятельный режиссёрский опыт был не слишком велик. Получить право на постановку удалось не сразу; Солнцеву, по воспоминаниям редактора «Мосфильма» Эллы Корсунской, «долго гоняли из кабинета в кабинет».

К усилиям Солнцевой по сохранению творческого наследия мужа кинематографическое сообщество относилось по-разному. Одни видели в них попытку стать «Довженко сегодня», другие были благодарны за «труд поистине титанический».

Рецензии и отзывы

Выход «Поэмы о море» стал серьёзным испытанием не только для Юлии Солнцевой, но и для редакции журнала «Искусство кино». Первые рецензии, опубликованные на страницах издания, были положительными: о фильме тепло отозвались поэты Алексей Сурков и Николай Тихонов, режиссёры Сергей Герасимов, Лео Арнштам и Григорий Александров, писатели Леонид Соболев и Дмитрий Зорин, сценарист Евгений Андриканис. Авторы публикаций отмечали «эпохальность» картины, её лирическую направленность и новаторский подход. Особняком стояла рецензия кинокритика Якова Варшавского, в которой не только признавались достоинства «Поэмы…», но и фиксировались отдельные недочёты; так, переходы от реалистичных сцен к анимационным показались автору неубедительными, а образ директора стройки (Михаил Царёв) покоробил своей «резонерской абстрактностью».

Проблемы в журнале начались после того, как писатель Виктор Некрасов прислал редактору Людмиле Погожевой статью, в которой противопоставил «Поэму о море» другой картине — «Двум Фёдорам» Марлена Хуциева. Симпатии автора были на стороне фильма Хуциева; к тому же «Поэму о море» Некрасов опрометчиво назвал лентой Довженко.

Поэма»… с её тяготением к монументальным формам «большого стиля» показалась писателю явлением безнадежно архаичным, принадлежащим прошлому — предпочтение отдавалось неброской правде и естественной интонации. В искусстве ценность «отдельной» личности начала брать верх над «государственными соображениями».

«Искусство кино» опубликовало рецензию Некрасова, создав повод для читательской полемики. Однако дискуссия не состоялась: сразу после выхода статьи Погожева была приглашена в идеологический отдел ЦК КПСС; партийные функционеры заявили редактору, что публикация является «чуть ли не антисоветской, клевещущей не только на строителей рукотворного моря, но и на весь советский народ». Впоследствии киновед Олег Ковалов назвал статью Некрасова «программным манифестом» редакции.

Споры о том, как выглядела бы «Поэма о море», если бы Довженко довёл свой проект до конца, продолжались долго. Кинокритик Михаил Сулькин убеждён, что режиссёр вряд ли выпустил бы в свет «такое холодное, помпезное зрелище». Киновед Армен Медведев, напротив, считает, что фильм стал «своеобразным каталогом того, что впоследствии развивал наш кинематограф». Режиссёр Андрей Кончаловский, назвав сценарий Довженко «гениальным», заметил, что в нём «предвосхищены многие открытия „8 1/2“ Феллини».

Роли исполняли

Актёр	Роль
Борис Ливанов	Игнат Максимович Федорченко Игнат Максимович Федорченко генерал
Борис Андреев	Савва Зарудный Савва Зарудный председатель колхоза
Михаил Царёв	Аристархов Аристархов директор стройки
Михаил Романов	Писатель Писатель
Зинаида Кириенко	Катерина Катерина дочь председателя колхоза
Иван Козловский	Кобзарь Кобзарь
Леонид Тарабаринов	Валерий Голик Валерий Голик прораб
Георгий Ковров	Максим Тарасович Федорченко Максим Тарасович Федорченко
Мария Виталь	Антонина Антонина
Евгений Бондаренко	Иван Кравчина Иван Кравчина
Валентина Владимирова	Мария Кравчина Мария Кравчина
Евгений Агуров	Михаил Петрович Греков Михаил Петрович Греков
Наталия Наум	Олеся Олеся
Антонина Кончакова	Валя Валя
Леонид Пархоменко	Иван Гуренко Иван Гуренко
Евгений Гуров	Григорий Львович Шиян Григорий Львович Шиян
Кирилл Маринченко	Корж Корж
Нина Сазонова	Степанида Степанида мать погибших на фронте семерых сыновей

Создатели фильма

• Юлия Солнцева — режиссёр
• Александр Довженко — автор сценария
• Гавриил Егиазаров — оператор
• Гавриил Попов — композитор
• Александр Борисов, Иван Пластинкин — художники
• В. Лагутин — звукооператор
• Е. Мигунов, В. Никитин — художники мультипликации
• Григорий Марьямов — редактор

Награды и фестивали

• Ленинская премия (1959) — Александр Довженко (посмертно)
• Всесоюзный кинофестиваль (1959):
  • особый почётный диплом (Юлия Солнцева)
  • первая премия автору сценария (Александр Довженко)
  • первая премия за исполнение мужской роли (Борис Андреев)
• Лондонский кинофестиваль (1962) — почётный диплом (Юлия Солнцева)

Ссылки

• [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=&e_movie_id=5104 Страница в Энциклопедии отечественного кино]
• «Поэма о море» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Поэма о море

Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.