Пурпурная линия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пурпурная линия — демаркационная линия между Израилем и Сирией после окончания Шестидневной войны 1967 года. В период 19671973 гг. Пурпурная линия являлась местом проникновения групп террористов. После Войны Судного дня видоизменилась и до сего дня является линией прекращения огня. Линия длиной 65 км с севера на восток и 27 км с запада на восток и включает площадь около 1260 км.

27 сентября 1941 года Франция предоставила независимость Сирии и в апреле 1946 года французские войска были эвакуированы из Сирии. Британский мандат в Палестине был завершён 14 мая 1948 года. В это же день было провозглашено создание Государства Израиль, а на следующий 15 мая 1948 года экспедиционные части армий пяти арабских государств вошли в бывшую подмандатную Палестину, тем самым начав второй этап Арабо-израильской войны (1947—1949).

Соглашение о перемирии между Израилем и Сирией был подписано 20 июля 1949 года и временная граница между Сирией и Израилем была очерчена(основанная на международных границах; см. конференцию Сан-Ремо).

В июне 1967 в ходе шестидневной войны, Израиль захватил две трети Голанских высот включая город Кунейтра. Возникшая линия перемирия была названа Пурпурной линией. Наблюдением за прекращением огня в зоне Голанских высот занимался ООН, а точнее ОНВУП [www.un.org/ru/peacekeeping/missions/untso/mandate.shtml сайт ООН].

В ходе войны Судного дня сирийская армия пересекла пурпурную линию и после нескольких дней тяжелых боёв, на 4-й день, израильские войска захватили обратно этот район, а на 5-й день израильские войска, отбросив сирийские войска вглубь Сирии, пересекли пурпурную линию, захватив дополнительную территорию Сирии.

31 мая 1974 г. по инициативе США между Израилем и Сирией было подписано Соглашение о разъединении, по которому территория, оккупированная Израилем была преобразована в демилитаризованную буферную зону под управлением ООН. В регион были введены Чрезвычайные вооружённые силы ООН и созданы Силы по наблюдению за разъединением. Кунейтра была возвращена Сирии по «Договору о разделении сил между Израилем и Сирией» от 31 мая 1974 года, инициированному США[1].

Таким образом Сирия и Израиль вернулись к пурпурной линии за исключением 60 км2., которые включали город Кунейтра и вернулись под контроль Сирии.

Напишите отзыв о статье "Пурпурная линия"



Ссылки

  1. [domino.un.org/UNISPAL.NSF/9a798adbf322aff38525617b006d88d7/4f79ae6df5f9b5ac852560cb0075d710!OpenDocument] (недоступная ссылка — история)(the «Agreement on Disengagement» (S/11302/Add.1, annexes I and II) [domino.un.org/UNISPAL.NSF/0/4fcbeabf0e58068085256db70074a828?OpenDocument] (англ.)


Отрывок, характеризующий Пурпурная линия

Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.