Радиационная авария на заводе «Красное Сормово»
 |
Эта страница требует существенной переработки. Возможно, её необходимо викифицировать, дополнить или переписать.
Пояснение причин и обсуждение — на странице Википедия:К улучшению/15 декабря 2015. |
Радиационная авария на заводе «Красное Сормово» произошла 18 января 1970 года на заводе «Красное Сормово» (Нижний Новгород) при строительстве К-320, седьмой по счёту атомной подводной лодки проекта 670 «Скат».
Взрыв
При проведении гидравлических испытаний первого контура силовой установки АПЛ, когда она находилась на стапеле механосборочного цеха (первого монтажного), произошёл несанкционированный запуск реактора ВМ. Проработав на запредельной мощности около 10—15 секунд, он частично разрушился. Непосредственно в помещении находилось 150—200 рабочих (вместе с соседними, отделёнными тонкой перегородкой — до 1500 человек)[1][2][3]. Двенадцать монтажников погибли сразу, остальные попали под радиоактивный выброс. Уровень излучения в цехе достигал 60 тысяч рентген[2] (75 тысяч кюри)[1]. Заражения местности удалось избежать из-за закрытости цеха, однако был произведён сброс радиоактивной воды в Волгу.
В тот день многие ушли домой, не получив необходимой дезактивационной обработки и медицинской помощи. Шестерых пострадавших доставили в больницу в Москву, трое из них скончались через неделю с диагнозом «острая лучевая болезнь». Только на следующий день рабочих начали отмывать специальными растворами, их одежду и обувь — собирать и сжигать. Со всех без исключения взяли подписку о неразглашении на 25 лет[2].
В тот же день 450 человек, узнав о произошедшем, уволились с завода. Остальным пришлось принять участие в работах по ликвидации последствий аварии, которые продолжались до 24 апреля 1970 года. В них приняло участие более тысячи человек. Из инструментов — ведро, швабра и тряпка, защита — марлевая повязка и резиновые перчатки. Оплата составляла 50 рублей на человека в день[1].
По сообщению наблюдателя,выброс радиоактивной воды произошёл из-за того,что перед гидравлическими испытаниями заглушку одного из трубопроводов,рассчитанную на давление 200 атмосфер,забыли заменить на требуемую заглушку на давление 400 атмосфер.Основные жертвы пришлись на рабочих,которым приказали водой из шлангов отмывать помещение цеха.
Последствия
К январю 2005 года из более тысячи участников в живых оставалось 380 человек, к 2012 году — менее трёхсот. Все — инвалиды I и II групп[2]. За участие в ликвидации аварии никто из них правительственных наград не получил. Участникам ликвидации последствий аварии на производственном объединении «Завод „Красное Сормово“» предоставлены меры социальной поддержки в размере 50 % платы за коммунальные услуги, а также за наём, содержание и ремонт жилого помещения, ежемесячная выплата в размере (330 рублей в месяц до 1 января 2010 года, 750 рублей — с 1 января 2010 года)[4].
Напишите отзыв о статье "Радиационная авария на заводе «Красное Сормово»"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [web.archive.org/web/20120305064338/archive.russia-today.ru/2004/no_08/08_me_1.htm Чернобыль на «Красном Сормове»] (интервью с участником событий А. А. Зайцевым) // Журнал «Российская Федерация сегодня», № 8, 2004
- ↑ 1 2 3 4 [kr-znamya.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=6571:2012-12-03-13-38-29&catid=58:legends&Itemid=89 Гриб над Горьким] // Газета «Красное знамя» (3 декабря 2012)
- ↑ [www.deepstorm.ru/DeepStorm.files/45-92/nsrs/670/K-320/K-320.htm К-320, Б-320 проект 670] // Сайт «Штурм Глубины»
- ↑ [docs.cntd.ru/document/944921827 О мерах социальной поддержки участников ликвидации последствий аварии на производственном объединении "Завод "Красное Сормово"]// Закон Нижегородской области №146-3 от 10.12.04
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Радиационная авария на заводе «Красное Сормово»
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
