Разумовские

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Разумовские


Описание герба: см. текст >>>

Девиз:

Famam extendere factis

Том и лист Общего гербовника:

I, 21

Титул:

князья, графы

Часть родословной книги:

V


Подданство:
Имения:

Горенки

Дворцы и особняки:

Дворец Разумовского

Разумо́вские — угасший российский, затем австрийский княжеский, графский и старшинский род казацкого происхождения[1].





Происхождение и история рода

Происходит от рядового казака Якова Романовича Розума, имевшего двух сыновей: Ивана — родоначальника угасшей дворянской ветви Разумовских, и Григория (умер в 1730 году), сыновья которого, Алексей и Кирилл Разумовские, получили графское достоинство в Российской империи, причем в патенте было сказано, что Разумовские происходят от польского шляхтича Романа Рожинского.

Потомство было только у Кирилла Разумовского, имевшего пять сыновей ( в их числе Алексей Кириллович и Андрей Кириллович). Младший сын, бригадир Григорий (умер в 1837 году), имел от брака, признанного в Российской империи недействительным, потомство, позже состоящее в австрийском подданстве. В Российской империи род графов Разумовских считается угасшим со смертью графа Григория.

Род графов Разумовских был внесён в V часть родословной книги Санкт-Петербургской губернии[2].

Описание герба

Щит, разделённый вертикально на две равные части, имеет золотое и чёрное поле, в которых изображён двуглавый коронованный орёл, переменного с полями цвета. На груди этого орла находится малый голубой щиток, который содержит родовую эмблему: серебряную, пробитую поперёк с обеих сторон двумя красными стрелами, лату. Поверх всего щита наложена обыкновенная графская корона, над которой поставлен серебряный коронованный шлем с девятью золотыми обручами, по краям обложенный золотом, с висящим на нём золотым клейнодом и со стоящим сверху короны голубым знаменем с изображённой на нём вышеописанной серебряной латой. За знаменем находятся две красные крестообразно приложенные вверх летящие стрелы. По сторонам щита опущен намёт: справа — красного и чёрного цветов, подложенный золотом, а слева — голубого и красного, подложенный серебром.

На месте щитодержателей стоят: с одной стороны вооружённый скиф с открытой головой, в левой руке держащий щит, у которого верхнее одеяние голубого цвета, а нижнее — красного, на поясе висят серебряная сабля, в руке золотой скифский лук, за спиной колчан. С другой стороны таким же образом вооружённый поляк с открытой головой, держащий правой рукой щит, у которого верхнее платье красного, а нижнее голубого цвета. В другой руке он держит золотое метательное копьё.

Внизу надпись: «FAMAM EXTENDERE FACTIS», что в переводе с латинского значит: «Славу приумножают делами».[3][4]

Персоналии

Напишите отзыв о статье "Разумовские"

Примечания

  1. Олена Дзюба. [old.mao.kiev.ua/jscans/2010-2-dziuba.pdf Останній гетьман України Кирило Розумовський]//«Світогляд» №2, 2010 — 62—67 с.
  2. Энциклопедический Словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. В 86 томах с иллюстрациями и дополнительными материалами, С.-Петербург, 1890—1907
  3. [gerbovnik.ru/arms/21.html Общий Гербовник дворянских родов Всероссийской Империи]
  4. [www.heraldrybooks.ru/text.php?id=10 А. Б. Лакиер. Русская геральдика. Глава восемнадцатая. Гербы за отличия на службе.]

Литература

  • Разумовская М. А. Разумовские при царском дворе: Главы из российской истории, 1740-1815 гг. = Die Rasumovskys. Eine Familie am Zarenhof / Мария Разумовская; Перевод: Татьяна Варшавская. — СПб.: Петербург-ХХI век, 2004. — 272 с. — 1 000 экз. — ISBN 5-88485-131-6. (в пер.)
  • Розанов С. С. Родственные связи семейства Разумовских: Книга 1: Род и потомство К.Г. Разумовского. Родословная роспись: Справочное генеалогическое издание. — М.: Ирисъ, 2007. — 120 с. — 150 экз. — ISBN 5-903216-04-8.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Разумовские

Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.