Резня Граттана

Резня Граттана
Основной конфликт: Индейские войны
Орегонская тропа и место Резни Граттана.
Дата	19 августа 1854
Место	К востоку от форта Ларами на территории современного округа Гошен, штат Вайоминг
Итог	Победа индейцев
Противники
США Брюле Оглала Миннеконжу
Командующие
Джон Граттан † Атакующий Медведь
Силы сторон
31 ~200-400
Потери
Все убиты 1 убитый

Резня́ Гра́ттана или Би́тва Гра́ттана в селе́нии брюле́ — сражение между индейским народом лакота и отрядом армии США, произошедшее 19 августа 1854 года к востоку от форта Ларами на территории современного штата Вайоминг.

Предыстория

Весной 1849 года к переселенцам, двигавшимся по Орегонской тропе, и мормонам, прибавились тысячи белых людей, ринувшихся в Калифорнию к новым месторождениям золота. Переселенцы принесли на Великие Равнины новые болезни, к которым у индейцев не было иммунитета. Напряжение между индейцами и белыми людьми нарастало. В 1849 году на равнинах вспыхнула холера, которая унесла жизни многих индейцев. В том же году правительство США купило торговый пост на реке Ларами и разместило там военный гарнизон. Во избежания инцидентов с индейцами власти США решили провести совет с племенами Великих Равнин в форте Ларами. В феврале 1851 года Конгресс США выделил на него деньги.

Осенью 1851 года в форте Ларами собрались 12 тысяч индейцев. Прибыли лакота, шайенны, арапахо, кроу, шошоны, гровантры, ассинибойны, арикара, манданы и хидатса. Между племенами был заключён мир и обозначены границы их территорий. С правительством был подписан договор, согласно которому племена разрешили возводить на своих территориях дороги, торговые посты и форты, получив за это компенсацию. Так как вести дела с многочисленными лидерами племён было сложно, американцы решили назначить верховных вождей для каждого племени. Для лакота был выбран Атакующий Медведь, вождь одной из общин племени брюле.

В июле 1854 года брюле, оглала и небольшая часть миннеконжу ожидали свои ежегодные товары и находились в нескольких милях от форта Ларами вблизи от реки Норт-Платт. Собралось около 3 тысяч лакота. Лакота ожидали прибытие индейского агента, они голодали и среди них росло недовольство.

Мимо большого индейского лагеря продвигался мормонский обоз, который следовал в Юту. Позади обоза один из мормонов гнал хромую корову. Корова отстала и переселенец, боясь индейцев, поспешил за караваном. Один из миннеконжу выстрелил в корову и убил её. Когда обоз прибыл в форт Ларами, мормон, который потерял корову, отправился к командующему и рассказал о случившемся, значительно преувеличив происшедшее. Лейтенант Флеминг не хотел начинать войну из-за полудохлой коровы, к тому же в форт прибыл Атакующий Медведь, чтобы лично уладить инцидент. Вождь предлагал любую лошадь из своего табуна и всячески пытался решить проблему мирным путём, он не хотел ввязываться в войну с белыми из-за коровы. Флеминг решил ничего не предпринимать до возвращения индейского агента Уитфилда, но один из офицеров форта, Джон Граттан, уговорил командующего отправить его в селение лакота, чтобы найти и арестовать виновного. Молодой офицер, который недавно окончил Военную академию США, стремился проявить себя в войне с индейцами и искал любой повод для этого.

Битва

Второй лейтенант Джон Граттан выступил из форта Ларами в сопровождении 30 добровольцев и с двумя горными гаубицами. Отряд сопровождал метис Огюста Люсиа, знавший язык лакота. Переводчик был пьян и постоянно выкрикивал угрозы в адрес индейских воинов. Атакующий Медведь встретил войско Граттана и пытался договориться с молодым лейтенантом, вновь предложив любую лошадь взамен убитой коровы. Вождь оглала Человек Боящийся Своих Лошадей старался помочь Атакующему Медведю предотвратить столкновение. Граттан требовал привести виновного, не понимая того, что ни один из вождей лакота не имел достаточной власти, чтобы выдавать своих соплеменников. Высокий Лоб, воин миннеконжу, убивший корову не согласился на арест. Он попросил вождей отойти и оставить его одного с солдатами, он не хотел втягивать лакота в неприятности. Миннеконжу хотел умереть как воин на поле боя, а не в тюрьме белых людей. Атакующий Медведь выгадывал время, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию. Переводчик Люсиа продолжал оскорблять и угрожать индейцам. Вожди лакота попросили Граттана подождать, чтобы ещё поговорить с Высоким Лбом, Атакующий Медведь напомнил офицеру о мирном договоре, подписанным в форте Ларами.

Но Джон Граттан не собирался ждать и отказал вождям. Он отдал приказ и пехотинцы произвели несколько выстрелов, после чего дали залп из гаубиц. Атакующий Медведь получил несколько ранений и упал, ещё несколько индейцев было ранено. Лакота выпустили в солдат множество стрел, Граттан погиб одним из первых. Потеряв своего командира, оставшиеся в живых пехотинцы начали отступать. Они заняли оборону на небольшом холме, но долго продержаться им не удалось, длительность сражения не превысила 10 минут. Индейцы перебили всех, спастись удалось лишь одному, но и он скончался от ран через несколько дней.

Последствия

Вождь Атакующий Медведь умер спустя несколько дней от полученных ранений. Индейцы опустошили находившийся рядом торговый пост, разбились на небольшие группы и разъехались в поисках бизонов.

Несмотря на то, что Атакующий Медведь перед смертью уговаривал соплеменников не мстить за него белым людям, обычай требовал от родственников вождя отмщения. В ноябре небольшой военный отряд брюле, в котором находился будущий верховный вождь Пятнистый Хвост, атаковал почтовый дилижанс недалеко от форта Ларами. Индейцы убили и ограбили троих белых. Военные власти США направили против лакота карательную экспедицию под командованием генерала Уильяма Харни. На рассвете 3 сентября 1855 года солдаты атаковали селение брюле на Эш-Холлоу. Индейский лагерь был уничтожен, 86 человек было убито, много женщин и детей захвачено в плен.

Резня Граттана считается первым серьёзным вооружённым конфликтом между армией США и индейцами лакота.

Литература

• Kingsley M. Bray. Crazy Horse – A Lakota Life. — University of Oklahoma Press, 2006. — ISBN 0-8061-3785-1.
• Стукалин Ю. На просторах прерий. Трубка мира и топор войны. — М.: ЭНАС, 2009. — 304 с. — (Другая история). — 2000 экз. — ISBN 978-5-93196-937-4.
• Стукалин Ю. Энциклопедия военного искусства индейцев Дикого Запада. — «Яуза» и «Эксмо», 2008. — 688 с. — ISBN 978-5-699-26209-0.

• Стукалин Ю. Хороший день для смерти. — «Гелеос», 2005. — 384 с. — ISBN 5-8189-0323-0.

Ссылки

• [www.lakota-indians.narod.ru Семь Очагов: Лакота, Дакота, Накота]
• [www.lakhota-oyate.narod.ru Лакота Ояте: Сайт о народе Лакота, Дакота, Накода]
• [books.google.com/books?id=Nqcng_YtoXQC&pg=PA34&lpg=PA34&dq=John+Lawrence+Grattan&source=bl&ots=RZihbej3f1&sig=u2NN948DhyVB6ya5x1Xnu8D_OIc&hl=en&sa=X&oi=book_result&resnum=5&ct=result#PPA57,M1 Lt. John Grattan and the First Sioux War]

Отрывок, характеризующий Резня Граттана

Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.