Рибейру, Фернанда

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фернанда Рибейру
Личная информация
Полное имя

Мария Фернанда Мурейра Рибейру

Оригинальное имя

Fernanda Ribeiro

Гражданство

Специализация

Бег

Дата рождения

23 июня 1969(1969-06-23) (54 года)

Место рождения

Пенафиел, Португалия

Спортивная карьера

1980—н.вр.

Рост

1,61 м

Вес

78 кг

Мария Фернанда Мурейра Рибейру (порт. Maria Fernanda Moreira Ribeiro; р. 23 июня 1969, Пенафиел) — португальская легкоатлетка, специализирующаяся на беге на длинные и марафонские дистанции. Олимпийская чемпионка 1996 года, чемпионка мира 1995 года и чемпионка Европы 1994 года на дистанции 10 000 метров, чемпионка Европы в помещениях 1994 и 1996 годов на дистанции 3000 метров, чемпионка мира в шоссейной эстафете 1992 года в составе женской сборной Португалии.





Содержание

Спортивная карьера

Фернанда Рибейру начала заниматься лёгкой атлетикой в клубе города Валонгу. Её тренировал футбольный тренер Луиш Мигел. Первого успеха Фернанда достигла в 11 лет, когда в полумарафоне в городе Назаре пришла второй, уступив только Розе Моте. В 1982 году она уже стала национальной чемпионкой среди юниоров в кроссе, а также на дистанциях 1500 и 3000 метров. После этого её пригласили в клуб «Порту», где её начал тренировать Альфреду Барбоса. Подтвердив чемпионское звание на следующий год, она приняла участие в чемпионате Европы среди юниоров, где была знаменосцем португальской сборной и заняла 11 место на дистанции 3000 метров в компании намного более зрелых соперниц. В 1985 году на европейском юниорском первенстве она уже заняла четвёртое место, а через год повторила этот результат на первом чемпионате мира среди юниоров. Наконец, в 1987 году она стала чемпионкой Европы среди девушек на дистанции 3000 метров с результатом 8 минут 56,33 секунды[1]. В этом году она участвовала во взрослом чемпионате мира в Риме и закончила его на одиннадцатом месте в своём квалификационном забеге, не попав в финал.

В 1988 году Рибейру финишировала второй на чемпионате мира среди юниоров на трёхкилометровой дистанции. Она приняла участие в Олимпиаде в Сеуле, но там, как и на чемпионате мира за год до этого, в финал не пробилась.

Первые годы во взрослых соревнованиях не принесли Рибейру лавров. Она занимала места, далёкие от лидеров в своих забегах, и не попадала в финал. Только в 1993 году она наконец пробилась в финал на чемпионате мира на дистанции 10000 метров, закончив его на десятом месте. В 1992 году она в составе национальной сборной из шести человек победила на первом чемпионате мира в шоссейной эстафете, проходившем в Португалии.

1994 год был ознаменован прорывом Рибейру на европейский пьедестал. Сначала она выиграла чемпионат Европы в помещениях на дистанции 3000 метров, более чем на пять секунд опередив соперниц из Румынии и Польши и установив первый в карьере взрослый национальный рекорд. После этого на чемпионате Европы на открытых стадионах в Хельсинки она выиграла «золото» на десяти тысячах метров. Её отрыв от второго места составил больше 24 секунд, и она снова превзошла национальный рекорд. Позже она представляла Европу на этой дистанции в рамках Кубка мира и заняла второе место, проиграв Элане Мейер из ЮАР и улучшив рекорд Португалии второй раз за год.

В 1995 году Рибейру стала лучшей в мире, выиграв мировое первенство в Гётеборге на дистанции 10 000 метров в борьбе с соперницами из Эфиопии и Кении. К «золоту» на десятикилометровой дистанции она добавила «серебро» на дистанции вдвое более короткой, уступив две секунды Соне О’Салливан, установившей в финале рекорд чемпионатов мира. Позже в тот же год она установила мировой рекорд на дистанции 5000 метров — 14:36.45, на короткое время отобрав титул мировой рекордсменки у Ингрид Кристиансен[1].

В 1996 году Рибейру стала Олимпийской чемпионкой Атланты на своей коронной дистанции 10000 метров. За последний круг она отыграла двадцать метров у «летучей китаянки» Ван Цзюнься[2] и завоевала для Португалии единственную золотую медаль на этой Олимпиаде. Помимо этой победы, Рибейру также победила на чемпионате Европы в помещениях на дистанции 3000 метров и улучшила в 1996 году европейский рекорд на дистанции 2000 метров в помещениях.

В следующее четырёхлетие на всех крупнейших соревнованиях Рибейру оствалась в числе основных претенденток на медали на стайерских дистанциях. В 1997 году на чемпионате мира в Афинах она завоевала две медали на дистанциях 10 000 и 5000 метров, но в обоих случаях оказалась на ступеньку ниже, чем за два года до этого — на втором месте на «десятке» и на третьем на «пятёрке». На чемпионате мира в залах того же года она стала третьей на трёхкилометровой дистанции. В 1998 году она дважды поднималась на вторую ступень пьедестала на чемпионатах Европы: сначала на дистанции 3000 метров в закрытых помещениях (в Валенсии, за Габриэлой Сабо), а затем на «десятке» на открытых стадионах (в Будапеште, за О’Салливан). На чемпионате Европы по кроссу она осталась за чертой призёров, заняв четвёртое место[2].

Практически все основные соревнования в 1999 году, включая чемпионат мира и Лондонский марафон, Рибейру пропустила из-за травм и усталости. Она смогла вернуться в лучшую форму благодаря своему тренеру Жуану Кампусу. На Олимпиаде в Сиднее она участвовала в соревнованиях на дистанции 10 000 метров и, несмотря на грипп[2], завоевала бронзовую медаль с новым национальным рекордом (30 минут 22,88 секунды), проиграв двум соперницам из Эфиопии.

После Олимпийских игр 2000 года Фернанда Рибейру сократила своё участие в международных соревнованиях и выступает главным образом в шоссейных соревнованиях. В 2004 году она дошла до финала на своей пятой Олимпиаде, но не смогла бороться всю дистанцию с более молодыми соперницами. На первых Лузофонских играх в Макао она была знаменосцем португальской команды и завоевала серебряную медаль в полумарафоне. Даже в сорок лет она продолжает показывать хорошие результаты: в Лиссабонском марафоне 2010 года она была третьей, а в Кубке Европы того же года на дистанции 10 000 метров — седьмой, победив со сборной Португалии в командном зачёте[3]. В 2008 году она ещё стала чемпионкой Португалии на дистанции 10 000 метров, а на следующий год выиграла национальное первенство в марафоне.

Личные рекорды

Дисциплина Рекорд Дата Место
Стадион
800 метров 2:05.83 29 июня 1994 Майа
800 метров (в помещении) 2:05.71 1 февраля 1998 Эшпинью
1000 метров 2:44.8
1500 метров 4:05.97 12 июля 1997 Фуншал
1500 метров (в помещении) 4:12.67 31 января 1998 Эшпинью
1 миля 4:32.66 22 мая 1999 Лиссабон
2000 метров 5:37.88 21 июня 1996 Лиссабон
3000 метров 8:30.66 4 августа 1999 Монако
3000 метров (в помещении) 8:39.49 9 марта 1996 Стокгольм
5000 метров 14:36.45 22 июля 1995 Эхтел-Эксел
5000 метров (в помещении) 15:06:52 7 февраля 1995 Москва
10 000 метров 30:22.88 30 сентября 2000 Сидней
Шоссе
8 километров 25:37 14 апреля 2001 Балморал
5 миль 25:45 14 апреля 2001 Балморал
10 километров 31:56 9 апреля 2006 Дублин
20 километров 1:08:58 23 апреля 2006 Гамбург
Полумарафон 1:09:19 5 октября 1998 Овар
30 километров 1:43:21 23 апреля 2006 Гамбург
Марафон 2:29:48 23 апреля 2006 Гамбург

Напишите отзыв о статье "Рибейру, Фернанда"

Примечания

  1. 1 2 [atletismo.no.sapo.pt/fernanda.htm Фернанда Рибейру] на сайте Atletismo.no.sapo.pt  (порт.)
  2. 1 2 3 [atletismo.no.sapo.pt/fernanda2.htm Фернанда Рибейру] на сайте Atletismo.no.sapo.pt  (порт.), с. 2.
  3. [www.european-athletics.org/14th-european-cup-10000m/britains-farah-and-portugals-monteiro-get-cup-victories.html Britain's Farah and Portugal's Monteiro get Cup victories] (англ.), European Athletics (June 6, 2010). [archive.is/tHpo Архивировано] из первоисточника 2 августа 2012. Проверено 14 февраля 2011.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Рибейру, Фернанда

В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.