Рифаия

Рифаия
араб. الرفاعي‎
Зикр братства рифаия
Религия:	ислам
Течение:	суннизм
Основание:	XII век
Основатель:	Ахмад ар-Рифаи
Страны:	Египет и др.
Регионы	Ближний Восток, Анатолия и Балканский полуостров
Союзники:	суфии

Рифа́ия (араб. الرفاعي‎) — один из самых древних суфийских тарикатов, основанный Ахмадом ар-Рифаи в XII веке. Орден получил наибольшую известность на арабском среднем востоке благодаря экзорцистским практикам изгнания злых духов посредством зикра.

История

Своё название тарикат получил от имени его основателя Ахмада ар-Рифаи. Его последователей иногда называют ахмадитами и батаихитами. Ахмад ибн Али ар-Рифаи (ум. в 578/1182) был правоведом шафиитского мазхаба. Он жил в Батаихе на юге Ирака. Его первыми учителями в суфизме были дядя Мансур аль-Батаихи и Али аль-Васити. Ахмад написал нескольких сочинений.

Последователи этого духовного пути проживают на Ближнем Востоке, Египте, Анатолии и Балканах и многих регионах мусульманского мира. О рафаитах сообщал известный арабский путешественник Ибн Баттута.

Учение

Борьбу с человеческими недостатками и страстями рафаиты проводят произнесением зикров. Практика уединения и затворничества (хальва) у них продолжается сорок дней и семь дней, если это затворничество-мухаррамия, совершаемое в месяц мухаррам. Во время уединений мюриды часто совершают омовения (вуду), постятся (саум), отказываются от мясной пищи и находятся в тишине, где ничто не может отвлечь их от богослужения.

Рифаиты носят чёрную чалму, а на своих собраниях сидят на молитвенных ковриках. Они практикуют пение громких зикров в сопровождении игры на литаврах и бубне. По свидетельствам Ибн Батутта во время зикров рафаиты бывают невосприимчивы к огню, могут жевать стекла и играть со змеями.

Тарикат имеет несколько ветвей: сайядитов, кайялитов, нуритов, иззитов, фанаритов и бурханитов.

Литература

• Али-заде, А. А. Рифаиты : [[web.archive.org/web/20111001002756/slovar-islam.ru/books/R.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>

Отрывок, характеризующий Рифаия

– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.