Халватия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Халватия
тур. Halvetilik
Религия:

ислам

Течение:

суннизм

Основание:

XIV век

Основатель:

Захир ад-дин 'Умар аль-Халвати

Страны:

Османская империя, Египет, Сирия и др.

Халватия (тур. Halvetilik)— суфийское братство (тарикат), сложившееся в конце XIV века в Северо-Западном Иране. Одно из 12 материнских братств, дало начало более чем 50 самостоятельным ветвям и братствам. Духовная цепь (силсила) восходит через Джунайда аль-Багдади к 'Али ибн Абу Талибу. Отличительный элемент одежды члена тариката — четырёхугольный колпак преимущественно зелёного или чёрного цвета.





История

Братство возникло и функционировало первоначально среди тюркского населения. Оно восприняло некоторые идеи среднеазиатской тюркской школы мистицизма Ахмада аль-Ясави и испытала сильное влияние традиций тарикатов маламатия и каландария. Первоначально учение тариакта было тесно связано с шиизмом имамитского толка, но со временем превратилось в суннитское. Шиизм, видимо, сохранился в форме тайного учения (признание постулата вилая, особой роли 'Али и т. д.)[1].

Согласно традиции тариката, основателем братства был Захир ад-дин 'Умар аль-Халвати (ум. в 1397 г.), который был родом из Гиляна. Он считается кутбом и 21-м звеном силсилы тариката. Его шейхом был его дядя Карим ад-дин аль-Халвати[2]. Умар аль-Халвати сформулировал свод правил для своих последователей, основанный на строгом индивидуальном аскетизме (зухд) и суровом затворничестве (хальва). В связи с тем, что Умар аль-Халвати придавал большое значение практике затворничества, этот тарикат стали называть халватией[2]. Он обосновал практику 12-дневного поста (по числу шиитских имамов). «Вторым наставником» (пир-и сани) считается саййид Джалал ад-дин Яхья аш-Ширвани аль-Бакуви (ум. в 1464 г.). Он родился в Шемахе и умер в Баку, где находится его могила[2]. При нём и его преемнике Насир ад-дине Деде 'Умаре аль-Айдини (ум. в 1486 г.) тарикат завоевал прочные позиции при дворах династий Кара- и Ак-Коюнлу в Тебризе[1].

В связи с тем, что орден появился на северо-западе Ирана, он первоначально был распространен среди азербайджанцев[2]. С 10-х годов XV века тарикат проник в Турцию, а затем и в арабские страны, где оно функционировало в виде чисто арабских братств. В XVIII веке халватия обосновалась на Балканах. В правление османских султанов Сулеймана I (1520—1566) и Селима II (1566—1574) многие представители высшей администрации оказывали братству всемерную поддержку. После прихода к власти в Иране династии Сефевидов (1502 г.) братство было вытеснено из этого региона[1].

Период упадка тариката в XVII веке сменился бурным ростом влияния и появления новых ветвей в XVIII веке по всей Османской империи. Не малую роль в этом сыграла деятельность выходца из Дамаска Мустафы Камал ад-дина аль-Бакри (1688—1749). Этот подъём не затухал в течение XIX — начала XX веков. В 1925 году правительство Турции распустило братство. В настоящее время тарикат сохраняет прочные позиции в Египте, где действует не менее 20 его ветвей. Часть ветвей в 20—30-е годы XX века наладила политические контакты с буржуазно-националистической партией «Вафд». Ветвь халватия-рахмания в Алжире в 1950 году насчитывала 230 тыс. членов. Различные группы и ветви тариката действуют в Судане (например, саммания, даумия), в Ливане, Сирии (джунайдия). До 1967 года тарикат официально действовало в Албании. В Югославии функционировали текке ветвей карабашия, синания и меламия[1].

Структура

Только при первых шести руководителях тарикат имел единую организационную структуру и централизованную систему руководства. Главная обитель тариката (ханаках Баг-и шамал) находилась в Тебризе. Впоследствии халватия стала объединять под своим названием самостоятельные ветви, ответвления и линии, действовавшие как отдельные тарикаты, а также общины (та’ифа), каждая из которых имела свою цепь, основателя, центральную обитель и также сходные доктрины, практику и сопутствующий ритуал, с частными отличиями[1].

Организационная структура халватии и его ветвей в общем напоминает структуру других суфийских братств, имея вместе с тем свои особенности в зависимости от региона функционирования[1].

Учение

Тариат испытал на себе влияние учения Ибн Араби вахдат аль-вуджуд. Отношение к этому учению менялось в зависимости от эпохи и региона даже в одной и той же ветви. Основу учения тариката составляют:

  • джу' (добровольное голодание),
  • самт (молчание),
  • сахар (бодрствование),
  • и’тизал (уеди- нение),
  • зикр,
  • фикр (медитация),
  • рабт (связь между сердцем мурида и сердцем шайха),
  • постоянная ритуальная чистота[1].

Некоторые ветви признают только четыре первых положения. Особое внимание уделяется обязательному периодическому уединению мурида (хальва) и скрупулезному исполнению его предписаний. Сроки хальва варьируются трёх до сорока дней. Поведение мурида до, во время и после периода хальва регламентировано до мелочей[1].

Путь тариката состоит из семи стоянок (макам), каждой из которых соответствует зикр одного из семи слов, входящих в формулу: ат-тахлиль, Аллах, хува, аль-хайй, аль-хакк, аль-кайюм, аль-каххар (как и у аль-кадирия). Считается, что первые четыре стоянки мурид может постигнуть самостоятельно, остальные три даруются свыше. В таркиате уделялось исключительное внимание толкованию снов (та’бир ар-ру’йа) и видений, которые почудились муриду при исполнении зикра в состоянии уединения (халва). Ряд ветвей таркиата видят в этом основу (мадар), на которой держится весь путь мистического познания. Значительное внимание уделяется чтению молитвы «Вирд ас-саттар», составленной 5-м пиром Яхьёй аш-Ширвани (ум. в 1464 г.), которая громко читается на общем собрании общины[1].

Силсила

Силсила от пророка Мухаммада до основателя тариката.

Напишите отзыв о статье "Халватия"

Примечания

Литература

  • Акимушкин О. Ф. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 Халватийа] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 267-268.</span>
  • Али-заде, А. А. [slovar-islam.ru/books/h.html#Hal'vatity30 Хальватиты] : [[web.archive.org/web/20111001002836/slovar-islam.ru/books/h.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>

Отрывок, характеризующий Халватия

Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.