Сант-Эльмо

Достопримечательность

Сант-Эльмо

Замок Сант-Э́льмо (итал. Castel Sant'Elmo) — средневековый замок (крепость) в Неаполе, расположенный на высоком холме Вомеро, вблизи бывшего картезианского монастыря св. Мартина. Название «Сант-Эльмо» происходит от имени старой (несохранившейся) церкви X в. Сант-Эразмо, т.е. св. Эразма Антиохийского (Формийского); позднее имя было итальянизировано («Эрмо») и приняло форму «Эльмо».

Крепость начали возводить в 1329 году в годы правления короля Роберта Анжуйского и закончили в 1343 году, в год его смерти. Педро Альварес де Толедо, испанский наместник короля, восстановил крепость в период с 1537 года по 1546 год. Крепость — звездообразный замок с шестью крепостными валами. Во время восстания 1647 года под предводительством Мазаньелло испанский вице-король Родриго Понсе де Леон, герцог Аркос спрятался в крепости, чтобы избежать расправы со стороны восставших. В 1717 году в замке некоторое время скрывался от преследований отца царевич Алексей Петрович. Сант-Эльмо был также символом Неаполитанской республики в 1799 году.

В настоящее время в здании крепости располагается музей истории искусств «Bruno Molajoli». Сант-Эльмо — излюбленное место туристов, своего рода неаполитанский «кругозор» c панорамным видом на Неаполь, залив и Везувий.

См. также

• Чертоза-ди-Сан-Мартино

Отрывок, характеризующий Сант-Эльмо

– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…