Сафа Герай (хан Крыма)
Сафа Герай Safa Geray صفا كرای | ||
| ||
---|---|---|
1691 — 1692 | ||
Предшественник: | Саадет III Герай | |
Преемник: | Селим I Герай | |
Вероисповедание: | Ислам, суннитского толка | |
Рождение: | 1637 | |
Смерть: | 1703 Болгария | |
Место погребения: | г. Карын-Абад | |
Род: | Гераи | |
Отец: | Сафа Герай (ум. 1637) | |
Дети: | Бахадур Герай |
Сафа́ Гера́й (Гире́й) (крым. Safa Geray, صفا كرای; 1637—1703) — крымский хан из династии Гераев (1691—1692), сын нурэддина Сафы Герая (ум. 1637), внук крымского хана Селямета I Герая. Сафа Герай был нурэддином в первое правление Селима I Герая (1671—1678).
Правление
Заняв ханский престол, Сафа Герай назначил калгой Кара-Девлета Герая, а нурэддином — Шахина Герая. Взойдя на крымский трон, повел себя недостойно, начав открыто обогащаться, в том числе путём вымогательств. Унизил достоинство монарха тем, что занялся торговлей (мылом и рыбой), а также лично взял налоги на откуп. Кроме всего, стал пьянствовать, из-за чего потерял всякое уважение в народе. Настроил против себя знать, которая твердо решила требовать смены хана. Когда султан пригласил Сафу Герая в австрийский поход, беи отказались сопровождать презираемого ими правителя и остатки войск покинули его по пути в Австрию, на Дунае. Крымцы обратились к султану, требуя сместить хана и назначить на его место популярного в стране Селима I Герая. Эта просьба была удовлетворена. Сафа Герай поселился на острове Родос, где продолжил торговать.
Умер в 1703 году в городе Карын-Абад (ныне территория Болгарии), похоронен во дворе тамошней мечети.
Напишите отзыв о статье "Сафа Герай (хан Крыма)"
Литература
- О. Гайворонский «Созвездие Гераев»
- О. Гайворонский «Повелители двух материков» тома 1-2
- Халим Гирай «Розовый куст ханов» (история крымских ханов)
Отрывок, характеризующий Сафа Герай (хан Крыма)
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал: